А-Элита

Все! Нету мочи больше терпеть. Я долго оттягивал миг удовольствия, довольно на сегодня мемуаристики, возвращаюсь к своей свинке, в теплую постельку. Сейчас я разбужу ее и велю быть податливой, как воск, покорной, как глина. Я войду в нее и для начала нежно поцелую тонкую шейку, прильну губами к теплому розовому мрамору с голубыми прожилками. Губы почувствуют биение ее пульса, сначала я ласково прикушу ее хрупкую шейку, я медленно потяну зубами ее мраморную кожицу, я буду сдерживаться, играть с ее шеей, сколько смогу. Пишу, а сам дрожу от предвкушения счастья.

Единственное, что огорчает, - я не сообразил купить зубную щетку и пасту в ларьках у Ленинградского вокзала.

25 октября. Пятница

Я услышал, как поворачивается ключ в замке входных дверей, и проснулся.

Я отодвинулся от остывшей к утру молодой свинки, сел на ложе развратных наслаждений и накрыл одеялом посиневшего поросеночка, уже негодного к употреблению.

Я укрыл прелестную покойницу с головой и расправил края одеяла, чтобы спрятать бурые пятна на подушке.

Замок открылся, и я услышал топот нескольких пар торопливых ног, а спустя секунды увидел двух мордастых мильтонов и свиноматку-сутенершу.

«Он снасильничал мою девочку!» - завизжала «мамочка», указывая на меня пальцем.

Я улыбнулся. Моим губам было немного больно, в уголках присохли коричневые корочки запекшейся крови. Я облизнул губы и спросил:

«Вы тоже хотите получить от меня сорок тысяч долларов?»

Они не поняли моего вопроса, и я сдернул одеяло с кровати. Мордастые мильтоны разинули рты, а «мамочка» завизжала так, как будто я уже вспарываю зубами ее дряблую шею.

Милиционер слева от «мамочки» потянулся к кобуре, и я…»

Лось уронил тетрадь, вскочил с полукресла. Тетрадь шлепнулась на столешницу антикварного столика, закрылась и свалилась на пол, на медвежью шкуру. Полукресло покачнулось, но устояло. А Лось побледнел и дрогнувшей рукой полез во внутренний карман кожанки.

– Лось, блин косой, ты че? - Под Думом застонала кровать. Дум рывком перевел свое мощное тело из положения лежа на боку в позицию сидя, спустив ноги на шкуру белого медведя. Пока садился, вырубил телевизор, бросил на подушку пульт, не глядя, схватил оружие. Дум глядел на Лося. Во все глаза. Оттопырив губу и разинув рот. - Ты че, в натуре, братан?…

– Надо линять, - дрожащая рука Лося вытащила из внутреннего кармана куртки гранату. Бледное лицо повернулось к Думу. - Линяем через окно.

– Дык… - Дум мельком глянул на запястье левой руки с обрезом, на часы. «ТТ» в правой лапе Дума указал цилиндром глушителя на циферблат. - Без восьми двадцать три, клиент скоро…

– Клиент близко! - перебил Лось. - Линяем, пока не…

– Ты че кричишь-то?! Сбрендил? Ты…

– Поздно! - Лось вырвал зубами кольцо «эфки», сплюнул, и сей же момент щелкнула замком «сейфовая» дверь в прихожей.

Лось шагнул к дверному проему из комнаты в прихожую, кинул в проем гранату и с криком «Линяем!!!» прыгнул к окну.

Он оттолкнулся одной ногой от укрытого медвежьей шкурой паркета, пролетел полметра, другой ногой оттолкнулся от мякоти кровати, на которой сидел истуканом Дум, и, развернувшись в полете спиной, втянув голову в плечи, врезался тараном в стеклопакеты, сорвав прикрывавшие стекла жалюзи.