А если снова с чистого листа

Будущая Светина свекровь недовольно кривится. Подпускает шпильку насчёт приёма в чужом доме. Тут в разговор вступает Машин новый муж, опередив Геннадия Ивановича, уже готового поставить гостью на место. Он плавным жестом обводит окрестности, обращая внимание гостей на то, что дом находится на самом высоком месте города, что улица Советская, в прошлом Дворянская — самое престижное для жительства место, а дом этот — колыбель рода Веневитиновых. Ну да, бабушка Светы владеет небольшим домом, вы его можете отсюда видеть. Тут он указывает своей тростью на две улицы за рекой. Кстати, мы с Машенькой на этой же улице живём, вот, видите, у моста? Да, он у меня под красной черепицей, не перепутаете, остальные соседи почему-то предпочли синюю.

Да, домина огромный, небедный у Маши муж. А уж понтярщик! Разворачивается к Полиному дому и продолжает про родовое гнездо, кровные связи и заботу о молодом поколении. Сокрушается, что в роду, который славился воинами, никто не стремится стать офицером. Уходит в древность, напоминая, что их семья не из тех Веневитиновых, которые воронежские, они потомки Гордея Веневитинова, что с Нижегородчины, и всегда служили Отечеству с оружием в руках.

Тут в разговор вступает Геннадий Иванович. Он представляет свою супругу, представляется сам, а потом, подав руку Светиной бабушке, сухо поясняет, что ближайшие родственники Светы, а именно её родители, обременённые детьми от новых браков, не могли уделить достаточного внимания взрослой дочери на момент такого серьёзного шага и перепоручили заботу о благополучии ребёнка родственникам. Он с супругой в данный момент не просто дядя и тётка, но посажённые родители на момент сватовства, а если дело дойдёт до свадьбы — то и на свадьбе тоже. Маша закатывает глаза и показывает Альбине большой палец, с трудом сдерживая смех. Причина её веселья понятна: рядом с довольно среднего роста надутыми утятинскими сватами Большой Босс, каким Геннадий Иванович был и остаётся, да ещё с подтянутой модельного роста женой смотрится подавляюще.

— Как это «если дойдёт до свадьбы»? — вскипает мать жениха. — По-моему, мы всё обсудили!

— С кем? — через паузу сухо уточняет Геннадий Иванович.

— Со Светой!

— Света, — не поворачиваясь к ней, всё так же сухо обращается он.

Альбине даже жалко её становится. Да что же творится? Эти Кузнецовы ей слова не дали, теперь они будут давить? Вроде бы, договаривались сватов заморозить, а отдуваться опять бедной невесте!

Бедная невеста некоторое время колеблется, но понимает, что решать только ей, и выдаёт:

— Не нужна мне эта свадьба!

Секундная пауза, а затем поднимается гвалт. Говорят все одновременно, поэтому не слышно никого. Альбина терпеливо держится за локоть мужа, потом переходит к бабушке невесты, стрекочущей что-то в гневе, и обнимает её за плечи:

— По-моему, уже весь Пружинск в курсе, что сватовство у Веневитиновых не задалось.

Бабушка сначала вырывается из её объятий, потом до неё доходит, что в их квартале столпилось довольно много зевак, и призывает всех к тишине. Первым её услышал охламон, он быстро сориентировался и скомандовал:

— Веневитиновы, в родовое гнездо, живо! Кузнецовы, что решаете? В дом договариваться или домой восвояси?

Всё-таки пошли договариваться. А там в зале человек двадцать. Спасибо ещё, детей Геннадий Иванович во двор увёл. Дима за ним следом, попросил вернуться, сказал «не мне же в этом цирке участвовать, я противник брака». Дети расстелили в тени покрывала и улеглись на них, а Дима стал читать им «Волшебника Изумрудного города». Бережковы вернулись в дом и остались стоять в дверном проёме.

Сначала шумели, говоря одновременно так же, как и в меньшем составе. Потом постепенно выделили по одному спикеру с каждой стороны. Со стороны Веневитиновых это был Валерий, который со своей обычной улыбочкой высказал их общее мнение: чего вам без росписи не живётся? Аргументация такая: живёте вместе? Живите! Света не беременна? Прекрасно, с вашими зарплатами ребёнок не по карману. К родителям переселиться с ребёнком? А смысл для Светы в чём? Лишиться профессии, оказаться во вражеском окружении — ах, во имя любви? И надолго той любви хватит, если каждый раз, возвращаясь с работы, молодой человек будет слышать от матери, какая его жена плохая? Не будет слышать или не будет слушать? Ни в то, ни в другое не верю!

Геннадий Иванович наклонился к жене и на ухо ей сказал:

— Я второй раз тут, а уже привязался к ним. Вовсе не идеальные между ними родственные чувства, они друг друга и в глаза облают, а уж за глаза все косточки обглодают! Но почему-то я уже себя в чём-то Веневитиновым считаю! Тем более, что они с нами генами через Иннесу поделились. Откуда в людях сочувствие берётся? Как бы его в детях воспитать?

Альбина понимает, что он вспомнил о дочерях. Что тут сказать?