А ЕСТЬ А

На следующее утро шел снег, и тающие капли, как льдинки, кололи виски доктора Стадлера, пока он шел по длинному коридору отеля «Вэйн-Фолкленд», направляясь к двери королевских покоев. По обе стороны от него шли двое здоровых парней. Они служили в Комитете пропаганды и агитации, но не считали необходимым скрывать, какие методы агитации используют при первой же возможности.

– Помни, что сказал тебе мистер Томпсон, – презри тельно сказал ему один из них. – Один неверный шаг с твоей стороны, и ты пожалеешь, братишка.

Нет, я ощущаю на висках не холод, думал доктор Стад-лер, а жжение, которое появилось прошлым вечером во время сцены с мистером Томпсоном, когда я кричал ему, что не могу встретиться с Джоном Галтом. Стадлер кричал в диком ужасе, умоляя череду невозмутимых лиц не заставлять его делать это, он говорил, рыдая, что готов сделать что угодно, только не это.

Невозмутимые лица не только не снизошли к угрозам, они просто приказывали ему. Он провел бессонную ночь, убеждая себя не подчиняться; но сейчас он двигался к этой двери. Жжение на висках и слабое чувство тошноты и нереальности происходящего шло от потери ощущения, что он и есть доктор Стадлер.

Он заметил металлический блеск штыков, которые были у охранников около двери, и услышал звук ключа в замке. Он вошел и услышал, как за ним запирают дверь.

В дальнем углу он увидел Джона Галта, сидящего на подоконнике, – высокую, стройную фигуру в рубашке и джинсах, одна нога свисала до пола, вторая согнута в колене и обхвачена руками, голова с выгоревшими на солнце волосами на фоне серого неба. Внезапно доктор Стадлер увидел фигуру юноши, сидящего на крыльце его дома недалеко от Университета Патрика Генри, солнечные лучи переливались на его золотистых волосах под голубым, ясным небом, и он услышал свой собственный страстный голос, говоривший двадцать два года назад: «Единственная святая ценность в мире, Джон, это человеческий разум, нерушимый человеческий разум…» И он крикнул образу этого юноши из далеких времен, обращаясь к фигуре в дальнем углу комнаты:

– Я ничего не мог поделать, это не моя вина, Джон!

Он схватился за край стола, который разделял их, чтобы сохранить равновесие и защититься, хотя фигура на подоконнике даже не пошевелилась.