А это вы читали?

Видимо, есть какой-то высший смысл в том, что первый перевод “Избранного выжить” оказался именно русским, переводом на язык народа, который внес наибольший вклад в общую победу над фашизмом. Хотя приходится с сожалением констатировать, что особенно счастливой судьбы книги в нынешней России ожидать не приходится – сегодня в списки бестселлеров попадают совсем другие издания.

Может быть, главная идея книги, хотя и не сформулированная прямо, но ясно прочитываемая между строк, – национальное самосознание не может вступать в противоречие с общечеловеческими ценностями, которые в любом случае должны оставаться на первом месте.. Как раз этим оно отличается от национализма. Понятно, что никакого открытия здесь нет, однако прописные истины время от времени необходимо повторять, причем именно в неявной форме.

Первая часть произведения хронологически охватывает предвоенный период, начиная с конца двадцатых (первые детские впечатления рассказчика), и годы войны, вторая – послевоенную эпоху. В основную ткань чисто мемуарного характера вплетаются исторические отступления и размышления автора, при этом образуется плотная структура повествования.

В истории еврейского народа Польша занимает совершенно особое место: в ХVI веке здесь жило почти три четверти всех евреев планеты, здесь находился мировой центр иудаизма и существовали давние традиции еврейских погромов – во время восстания казаков Богдана Хмельницкого было убито более ста тысяч евреев. Накануне Второй мировой войны еврейское население Польши составляло свыше трех миллионов. Прославленная немецкая рациональность помогла стратегам Третьего рейха выбрать наиболее подходящее место для окончательного решения еврейского вопроса: генерал-губернаторство Польша. Основную массу не нужно было далеко везти. Для каждого еврея Польша ассоциируется с Освенцимом и Треблинкой, с Майданеком и Собибором. А еще – с Варшавским гетто и тремя сотнями гетто помельче, с героическим сопротивлением обреченных на гибель людей. А кргда, казалось бы, самое ужасное закончилось, в 46-м, – волна еврейских погромов, уже в новой, освобожденной Польше, заставившая практически всех уцелевших евреев покинуть страну.

Эйнхорн рассказывает обо всем этом, стараясь оставаться спокойным и беспристрастным,насколько такое в принципе возможно..Все исторические факты достаточно хорошо известны – разумеется, тем, кто хочет их знать.Печальный парадокс: когда ужас становится беспредельным, он уже не воспринимается адекватно. Человеческий разум не в состоянии постичь хладнокровное убийство

шести миллионов человек, точно так же, как и зримо представить расстояние в тысячу световых лет. Наверное, именно поэтому особенно сильно на читателя действуют страницы, посвященные трагедии еврейской общины маленького польского городка Ченстохов, в котором жила семья Эйнхорнов. Невозможно без содрогания читать о тщательно спланированных и аккуратнейшим образом осуществлявшихся “акциях” по уничтожению беззащитных женщин и мужчин, детей и стариков, единственная вина которых перед рейхом заключалась в том, что они родились евреями. Однако даже в нечеловеческих условиях гетто люди оставались людьми, дети росли, юноши и девушки влюблялись друг в друга, отчетливо понимая, что у их любви нет будущего. Из 39 тысяч ченстоховских евреев в живых осталось 2718 человек. Ержи по чистой случайности оказался среди этих избранников судьбы.

Ощущение такой избранности, сознание того, что ты живешь не только за себя, но и за тех, кто превратились в пепел, – неимоверно тяжкое бремя. “Мы, избранные, должны жить со своей памятью”, — с горечью пишет Эйнхорн. И далее: “Наше время на исходе. Поэтому на закате дней мы чувствуем потребность рассказать о нашей судьбе и надеемся, что что наши свидетельства будет невозможно отрицать или оставить незамеченными”.