— Тем более — и нескольких офицеров. Вы же знаете, государь последнее время запретил императрице входить в его опочивальню и перестал вообще посещать ее половину. Бедный, бедный государь! Никто так никогда и не узнал, каким удивительным человеком он мог бы стать, сколько добрых чувств и талантов в себе скрывал.
— Боюсь, не многие разделят ваши чувства.
— Какое это имеет значение!
— Для людей он останется жестоким и несправедливым, бесчувственным и капризным. Разве вы сами не испытали на себе всех этих качеств его характера?
— О, только не ссылайтесь на меня. Все, что испытала я, останется между мной и моим государем, и никому не дано нас с ним судить. Вы хотите правды? Что ж, в такую страшную ночь, единственный раз в жизни, я могу ее сказать. Он был единственным человеком, которого я любила. Со всеми его, как вы изволили выразиться, недостатками и даже пороками. Я просто любила…
— Он не оценил ваших чувств и надругался над ними.
— Неисповедимы пути Господни. Значит, я не заслужила много. Но я была счастлива. Если бы вы знали, как я была счастлива! С того первого дня, когда он задержался у моего портрета в роли Сербины и начал искать оригинала. Как счастлива!
ЗАГРАНИЦА
А. Г. Орлов и его дочь
— Нинушка! Нинушка! Душа моя! Мы возвращаемся в Россию. Немедленно! Я уже распорядился собираться в дорогу.
— Что случилось, папенька? Вы так радостны.
— Еще бы не радостен — нет больше императора Павла. Ты понимаешь, нет моего мучителя! Поверить не могу. Так скоро. Почти как его отца.
— Папенька, но это грешно радоваться чей-нибудь кончине. Людей прощать надобно и зла на них не держать.
— Это ты у меня, Нинушка, ангел кроткий, ты всем правилам христианским следовать можешь. Тебя Господь возлюбил. А с меня, со старого грешника, какой спрос! Никогда не желал я добра этому дьяволу во плоти, а уж после того погребения — и говорить не хочу.
— Но ведь, папенька, если покойный император в чем и согрешил, ему и расплачиваться, представ перед престолом Господним. Что уж грехами лишними его отягощать, пусть покоится с миром. Панихиду бы по нему отслужить.
— Не бывать этому! Никогда не бывать! Да неужто, Нинушка, понять не можешь, какой камень преогромный с сердца моего свалился. Все время опасался я, что заставит император тебя мне назло против воли твоей замуж выйти.
— Да как же это возможно! Вы, папенька, как родитель, приказать дочери своей все можете — всему обязана я подчиниться. А император… Да и зачем ему?
— А может, и растолковывать тебе ненадобно? Добрая ты у меня, Нинушка, справедливая. Вот только если меня не станет, как жить будешь? С твоим-то сердцем да в мире быть.
— И не говорите мне слов таких, папенька! К чему они? Господь каждому свой век определяет. Тут уж ни сетовать, ни просить не приходится. А что в Россию ехать можно, чудесно! В Нескучное наше, да, папенька?
Исход
Если будут вещи вас смущать, независимые от вашей воли, тогда мы нигде спокойствия себе найти не можем и всегда сами себя смущать станем, от чего Вас и всех православных христиан да спасет и помилует Господь, всех благ повелитель. Виновны б были мы, если б истинного пути к благополучию им не показывали, а кто, в заблуждениях своих утопая, ведет себя к удавке или утоплению, не есть возможность его от оного и удержать или укараулить. Итак, прошу Вас об оном не беспокоиться и никакого сумнения не полагать; таковые случаи и у меня в доме бывали…
МОСКВА
Дом Дашковых
Е. Р. Дашкова, А. Г. Орлов, М. Вильмот
— Ваше сиятельство, к вам граф Алексей Григорьевич Орлов.
— Да ты что, Еремей? Алексей Орлов? Не перепутал ли?
— Никак нет, матушка-княгиня, граф Алексей Григорьевич собственной персоной. Просил узнать, не будет ли вашей милости принять его сиятельство.
— Орлов… Что могло привести его ко мне? Мы в ссоре и не встречались множество лет. Впрочем — проси, Еремей, проси.
— Ваше сиятельство, разрешите выразить — вам глубочайшее мое почтение и поблагодарить за то, что вы милостиво решили меня принять. Давно собирался нанести вам визит, но боялся, что вы не пожелаете меня видеть.
— Да, граф, не виделись мы с вами так давно, что, кажется, встречаемся уже в царстве теней.