— Хватит ныть, лучше делом каким-нибудь займись… а с мопедом я тебе так и быть, постараюсь помочь как-нибудь. Саньке-то там что светит в ментовке?
— Через 15 суток вроде выпустить обещали.
— А с отцом вашим чего?
— Через неделю, сказали, выпишут.
— Ну и ладушки, а я побежал, дела.
Родители уже прибыли домой и собирались ужинать, я присоединился.
— Ну что там с переходом в физмат-школу-то? — напомнил я матери.
— Вопрос непростой, — ответила она, — я закинула удочку в эту 38 школу, у меня там пара знакомых учителей есть, они сказали, что попробуют расширить уже составленные списки.
— В конце концов я же не троечник какой-то, — напомнил я, — они там не кота в мешке покупают, а потенциального медалиста и призёра районных и областных олимипиад, я же призовые места там занимал.
— Было такое, — призналась мать, — в четвёртом и в седьмом классах первое место в районе по математике.
— И в восьмомклассе второе место по физике, — напомнил я и продолжил перечислять свои заслуги, — и ещё я в спортивную секцию сегодня записался.
— Да ты что? — удивился отец, — в хоккейную?
— Неа, в теннисную, у нас на Торпедо отличные теннисные корты построили.
— Спорт уж очень непопулярный в СССР, — напомнил отец, — хоть бы в футбол что ли пошёл или в лыжи.
— Вот если с теннисом не получится, тогда подумаю и о футболе, — и на этом наш разговор завял сам собой.
А ночью мне в очередной раз приснился очень странный сон.
Сижу я, значит, за столом в нашем дворе — как и в любом уважающем себя дворе, у нас тут имелся вкопанный в землю длинный стол с лавочками по бокам, на нём обычные заводчане забивали козла, а более продвинутые граждане изредка играли в шахматы. Так вот, стол этот совсем пустой (такое нечасто, но случается), ночь уже настала, поэтому темень кругом непроглядная, а стол освещается яркой двухсотсвечовой лампочкой из ближайшего фонаря.
Что я тут один делаю в такое время суток, не совсем понятно, поэтому я насторожен и несколько на взводе. Откуда-то от северной половины дома появляется странная парочка, мужик и парнишка, причём мужик лысый, а парень в коротких штанах, так у нас уже сто лет никто не ходит. Они приближаются, садятся напротив меня и оказываются соответственно Владимиром Ильичём с пьедестала индустриального техникума и пионером от стадиона «Волга». Самое удивительное в этом то, что я ничему не удивляюсь — ну Ленин, ну пионер, бывает и не такое…
— Привет, Витя, — говорит Ленин, а пионер ему вторит, — здоров, Витёк.
— Добрый вечер, товарищи, — с трудом подбираю нужные слова я, — как жизнь, как дела, как там стоится на своих пьедесталах?
— Ты знаешь, — Ильич достал из кармана своего коричневого пальто пачку папирос, я краем глаза успел заметить, что называются они «Ира», — надоело, если честно. Стоишь там, как болван, а жизнь идёт мимо. Закуришь? — предложил он мне.
А я не удержался от цитирования Маяковского:
— Нами оставляются от старого мира только папиросы Ира… спасибо, Владимир Ильич, не курю я и вам не советую — очень вредная привычка, сокращающая жизнь.
— Да знаю я, — с грустью ответил Ильич, — только мне теперь ничего уже жизнь не сократит.
И они задымили вдвоём с пионером, как два магистральных паровоза.
— Меня вообще-то Павликом зовут, — наконец представился пионер.
— Морозовым? — на автомате вылетело у меня.
— Нет, Борисовым, — не стал дискутировать он, — скульптор меня слепил с этого паренька, детдомовского, между прочим.
— Ну вот и познакомились, — сказал я в ответ, — может партийку в домино забьём, раз уж мы всё равно за доминошным столом оказались.
— Я не против, — сразу сказал Ленин, а пионер Павлик тоже кивнул головой, — только где ты костяшки возьмёшь?
— Вот же проблема какая, Владимир Ильич, — ответил я, выуживая из-под стола контейнер с костями, — они тут всегда лежат в ожидании.
Я вывалил костяшки на стол, перевернул их все как нужно и помешал.
— Во что играем? — спросил я, забирая себе семь доминошек.
— А что, есть какие-нибудь другие варианты помимо козла? — с удивлением спросил Павлик.
— Конечно, — блеснул познаниями я, — есть морской козёл. Есть осёл, телефон, генерал, семёрка… это которые я знаю, а так-то их штук двадцать, кажется.
— Остановимся на всем знакомом козле, — предложил Ленин, — у меня 1:1, я начинаю.
И он с грохотом припечатал этот дубль к жестяному листу, покрывающему поверхность стола. Я выставил 1:6 и уступил ход Павлику.
— А знаете, почему эта игра называется «домино»?
— Не знаем, расскажи, — ответил пионер, выставив баян 6:6.
— Игру эту привезли из Китая венецианские купцы, а назвали её по первому варианту от латинского слова dominus, что значит господин… ну тот, кто выиграл, тот и господин значит, а по второму — от одежд монахов-доминиканцев, они все в чёрно-белых рясах ходили, и игра эта им очень понравилась.
— И откуда ты это знаешь? — спросил Ильич, припечатывая колбасу пули дублем 4:4.
— Книжки иногда умные читаю, — нашёлся я, — в соответствии с вашими же заветами, Владимир Ильич — кто говорил «учиться, учиться и ещё раз учиться»?