А я леплю горбатого

Но больше всего от этого страдал теперь совершенно невиновный человек — Андрей Николаевич Журавлев, на которого неуловимый убийца сумел свалить свое преступление. «Ну, ничего, недолго это затянется, — подумала я, открывая входную дверь редакции. — В тюрьму все равно попадет тот, для кого она должна стать родным домом. И этот преступник — не исключение: педантичная аккуратность и продуманность его же и выдадут».

Самое обидное во всей этой истории было то, что милиция сочла нужным снять охрану с квартиры Владимирцевых. «Конечно, Данильченко-то думает, что преступник уже в тюрьме, — усмехнулась я. — А на самом деле как раз сейчас Инге Львовне и угрожает максимальная опасность».

Честно говоря, сама я над вероятностью подобного не задумалась. К этому выводу накануне подтолкнула меня Маринка. «Оль, а что, если она тоже что-то знает? — с замиранием сердца спросила она меня. — Может быть, вспомнит какие новые факты, на которые пока никто внимания не обращает, и ее уберут с дороги?» Конечно, идея была несколько сумасбродной, но сбрасывать ее со счетов совсем все-таки не стоило, поэтому и радоваться было нечему.

На этой оптимистичной ноте я сняла шубу, включила компьютер и стала дожидаться остальных сотрудников, чтобы выработать стратегический план на сегодняшний день. «До Старого Нового года всего два дня осталось, — с грустью подумала я, раскрашивая перекрученные бумажные ленточки и в очередной раз опытным путем доказывая правильность все того же закона Мебиуса. — Мы мечтали отметить его все вместе и очень весело, а тут…»

В общем, пока я сидела одна, мне в голову не приходило совершенно ничего путного, и я даже не знала, с какой стороны подступиться к выяснению новых обстоятельств, открывшихся в деле. «Может быть, обо всем рассказать милиции?» — мелькнула у меня шальная мысль. Но я тут же отказалась от нее, вспомнив майора Данильченко, решившего поставить жирную точку в этом расследовании, «повесив» все на Журавлева. «Нет, если и разговаривать, то только не с ним. По крайней мере сейчас майор нам хотя бы не мешает», — вздохнула я.

— Ой, ты уже на месте! — обрадовалась Маринка, заглянув в кабинет.

Румяная с мороза, она показалась мне еще красивее, чем обычно. Естественно, я признала это без особого энтузиазма, поглядев в зеркало на свою бледную, невыспавшуюся физиономию.

— А у меня все хорошо! — весело объявила Маринка, поставив передо мной чашку кофе. — Я вчера успела Ярославу перезвонить, и мы с ним…

Она мечтательно закатила глаза, но выслушать все подробности ее личной жизни я, к великому моему облегчению, не успела — в дверях показался Виктор. В его присутствии Маринка не отважилась хвастаться своим новым ухажером, поэтому удалилась, что-то напевая себе под нос.

— Как дела? — спросил фотограф, пристраиваясь на подоконнике.

По моему кислому виду и так было все ясно, вопрос задавался им просто из сочувствия, поэтому я промолчала.

— Ольга Юрьевна, мне показалось, с нашей Мариной что-то случилось, — поздоровавшись, сообщил вошедший Кряжимский. — Вы видели ее новый костюм?

Меня этот вопрос поставил в тупик: к стыду своему, я этого даже не заметила.

— Она меняет стиль, — продолжил Сергей Иванович, не обращая внимания на мое молчание. — И мне почему-то это очень не нравится. Нет, конечно, это, с одной стороны, хорошо, что она выбросила из головы рюшечки и мини-юбки, но строгие деловые костюмы — слишком резкий диссонанс. Отчего такой быстрый переход от авангарда к классике? Не понимаю.

Честно говоря, я не видела особой проблемы в том, что Маринка сменила гардероб. Да и Кряжимский никогда не обращает внимания на дамские туалеты, считая дурным тоном делать по этому поводу замечания коллегам. «Не было бы ничего странного, если бы одежда нашей секретарши стала еще более авангардной, вот тогда и последовала бы волна возмущений, — подумала я. — Но ведь юбка до колен и самого яростного пуританина удовлетворит, а тут…» В общем, показалось что-то странное в этой заинтересованности Кряжимского.

— Вы ведь никогда внимания не обращали, когда она летом в прозрачных сарафанах ходила, — напомнила я. — Почему же сейчас такое негодование?

— Ольга Юрьевна, это, конечно, не мое дело, но на нашу Марину кто-то плохо влияет, — вернулся к своей мысли Сергей Иванович. — Еще неделю назад она бы умерла, но ничего подобного на себя бы не надела. Вам не кажется это странным?

Только сейчас до меня стал доходить смысл его слов. «Ну, с Виктором все понятно — ему Ярослав в классическом костюме с безупречными „стрелками“ с самого начала не нравился, а вот к мнению Сергея Ивановича стоит прислушаться», — подумала я.

— Кажется, на Журавлева падают слишком явные подозрения, даже странно, — произнесла я вслух. — Это наводит на определенные размышления. А Сосновский — чист, как младенец. Думаете, следует проверить его алиби еще раз?