А я люблю военных…

Наконец, выгрузив мебель, рабочие закрыли кузов, мужчина отслюнявил им несколько купюр и, бросив на меня последний взгляд, скрылся в подъезде, а я осталась на лавочке, растеряно глядя на свои пыльные босоножки.

Из подвального окошка вылез потрясающе шелудивый организм: то ли кот, то ли крыса, то ли маленькая собачонка.

Меня передернуло от отвращения.

Организм уселся на крыльцо и начал яростно выкусывать блох, почесываясь и издавая страдальческие звуки. Покончив с этим делом, он облегченно вздохнул, устроился у моих ног и замуркал, не оставляя уже сомнений в своем происхождении.

“Кот, — подумала я. — Паршивый кот. Скоро и я буду такая же: без дома, без друзей, без здоровья, без внешности.”

Паршивый кот вдруг без всякой причины проникся ко мне нежной благодарностью и, не прекращая мурлыкать, принялся тереться о мои ноги. Он был так отвратителен, что у меня не хватило духу его прогнать. Кот ласкался о мои ноги, а я переполнялась горестными мыслями.

“Вот, повезло какой-то дурочке, — думала я. — Такой милый, такой спортивный мужчина… Ах, высокий и симпатичный! А заботливый какой! Он покупает спальный гарнитур, привозит его домой, на девятый этаж затаскивает, волнуется: “Не поцарапайте! Не поцарапайте!”

Наверняка все это делает не для себя, и наверняка дурочка не скажет ему спасибо — запилит еще: “Зеркало не то, кровать не та!” Конечно, разве я ценила любовь своего мужа? А заботу его? А его доброту?

Казалось, вечно так будет. А теперь я никому не нужна. Даже кот, этот паршивый кот почуял во мне родственную душу. О чем это говорит? О том, что мне пришел конец!”

Мысль была так мучительна, что я зашлась от жалости к себе.

“Эта дурочка! Чем она лучше меня? Наверняка моложе, но если мы встанем рядом у зеркала, разница будет едва заметна — никто не заметит на мне наростов лет.

И все же обидно, что любая семнадцатилетняя свиристелка может считать меня ходячей древностью, антиквариатом, историей, а ведь я для нее опасней ровесницы: опыта накопилось столько, что и делиться уже пора бы.

Однако, не хочется еще делиться, пока еще хочется этим опытом пользоваться…

И не мне одной хочется пользоваться накопленным опытом. Вот Юлька, подружка моя, взяла и отбила у меня мужа, а ведь она меня не моложе.

А что это я тут сижу, горюю? Немытая, нечесаная? Почему не иду в салон?”

Перед глазами встало лицо Владимира Владимировича, и я сразу подумала: “Раздухарилась я что-то, а ведь сцапают меня в салоне. Да фиг там! Как же, сцапают! Они, бедные, сейчас рвутся на части, и салон последнее место где меня станут искать. Нет у них такого количества сотрудников, чтобы все места моего возможного появления перекрыть. Уж я постаралась, энергично жила. Все же хорошо, что у меня так много интересов, склонностей, привычек, увлечений, знакомых, друзей и соседей. Хватит работы на всю ФСБ.”

Глава 14

Я отправилась в салон. Мой стилист — Колька Косой, сын Маруськиной соседки, этой чокнутой Тайки костлявой из пятой квартиры со второго этажа, которая завела себе пса, хотя и самой-то жить негде, так квартира ее мала, а пес большущий — гадит в три раза больше, чем ест сама Тайка, и это в то время, когда…

Ой, как много скопилось во мне информации, и вся она жаждет выхода! Невозможно с этим бороться!

Короче, Колька Косой, сын Тайки, мой стилист, встретил меня с распростертыми объятиями. По его поведению я сразу поняла, что Владимир Владимирович пока еще не успел просветить мой салон какой я опасный преступник. Поняла и почувствовала себя значительно уверенней.

После сауны и массажа плохие мысли ушли так далеко, что я даже начала подумывать не позвонить ли моей заполошной Тамарке.

“Нет, из салона не стоит звонить, — поразмыслив решила я. — Сделаю макияж, прическу, переоденусь в костюмчик, купленный по пути в салон (ах, что за прелесть! Особенно юбка! Так выгодно обтягивает мои пока еще стройные бедра!), а потом, чтобы не рисковать, перед самым уходом, позвоню. Да, точно, звонить надо перед самым уходом. Тамарка наверняка уже на полной прослушке, — после нашего разговора Владимиру Владимировичу сразу станет ясно откуда звонок, очень оперативно ворвутся сюда бравые ребята, а я сижу вся в косметической маске и с бигуди на волосах.

Кошмар!!!

Полуодетая и беззащитная, даже достойного сопротивления оказать не смогу. Все, точно, решено, позвоню перед самым уходом, а еще лучше, раз уж плюнула я на фигуру, из салона сразу в ресторан заверну, что здесь рядом, в двух шагах — пообедаю и уж потом оттуда и позвоню.”

Мысль о сытном обеде грела все то время, пока Колька сооружал мне новую прическу — последний писк, квинтэссенция отвязности (боже, в мои-то годы! Впрочем Колька и по сей день не подозревает сколько мне лет).

“Да-аа, вот так взять и плюнуть на диету и есть все подряд! Все подряд!” — мечтала я. Очень грела эта мысль.

Мысль-то грела, но на задворках сознания притаилась-таки боль за мою фигуру — боже, как тяжело расставаться с ней!