А я права

Мама Роза взглянула на Дасти и взмахнула руками. Бормоча что-то по-испански, она взяла кастрюлю с супом, отнесла в столовую и поставила посреди стола. Мигель сел за стол напротив Дасти. Его самоустранение больно задело ее. Добродушный по натуре, он редко и далеко не сразу раздражался, даже когда для этого имелись достаточные причины, но в гневе был неприятен. Ей пришлось в третий раз рассказывать свою историю, когда за стол уселись Кармен, Луиза, помощники официантов и посудомойки.

– Я позвонила в начале вечера Рамоне, – сказала она в заключение Маме Розе. – Ее школьная подруга подыскивает работу, и завтра они обе приедут, чтобы Мона могла обучить ее. – Дасти прикусила нижнюю губу. – Я прошу прощения за то, что оставляю вас так неожиданно.

Мама Роза похлопала ее по руке:

– Не переживай, мы обойдемся. Дитя должно быть верно, своему отцу. Но, пожалуйста, не отправляйся в путь одна. Это дело полиции, а не девицы.

– Я знаю те каньоны как свои пять пальцев. Похитители отца даже не догадаются, что я поблизости. – Не удержавшись, она все же посмотрела на Мигеля, свирепо глядевшего на нее на протяжении всего обеда.

– Она свободная леди, ма, – бросил он. – И не нуждается в нас и наших советах. Ей вообще никто не нужен. Извини, я имел в виду женщину, а не леди.

Дасти схватила стакан молока и принялась пить, стараясь прикрыть стаканом лицо, исказившееся от душевной боли.

– Насколько я помню, леди по твоему определению – это женщина, наслаждающаяся своей женственностью, но я думаю, что усвоила твой урок. – Она помолчала, напоминая ему горящим взглядом, как он учил ее наслаждаться своим телом, наслаждаться разницей между полами. – Я и не подозревала, что леди должна научиться еще и беспрекословно подчиняться мужчине.

– Что это ты себе позволяешь, Мигель? – спросила Кармен.

– Заставляет ее оставаться в его постели, – ответила за него Луиза.

Мигель оскалился на своих сестер:

– Я желал бы, чтобы она руководствовалась здравым смыслом и уважала тех, кому… – он запнулся, – дорога. – Он отодвинулся от стола и встал, взяв с собой тарелку супа, к которому едва притронулся. – Даже если не может ответить на их чувства. – С этими словами он вышел.

Дасти вскочила на ноги и крикнула ему вслед:

– Если тебе действительно кто-то дорог, ты уважаешь его способности и не пытаешься указывать, что ему следует делать!

Ее гнев улегся так же быстро, как и вспыхнул, и Дасти опустилась на свой стул.

– Не волнуйся, – сказала ей Мама Роза. – Mi Miguelito успокоится. Он упрям и горд. – Она улыбнулась. – Как и его отец.

Дасти сумела улыбнуться и оставила свои сомнения при себе. Но весь вечер прошел напряженно. Она опасалась подходить к бару за напитками. Ее сердце сжималось от боли всякий раз, когда она встречала взгляд Мигеля.

В конце концов последние клиенты ушли, и ресторан закрылся. Мама Роза и ее дочери обняли Дасти на прощание и пожелали ей спокойной ночи.

– Ты вернешься? – поинтересовалась Мама Роза.

– Не знаю, – прошептала она, делая шаг в сторону Мигеля. Увидев, как она приближается к нему, он даже не сделал попытки выйти ей навстречу из-за стойки. Дасти беспомощно смотрела на него, не зная, что и сказать. Она, молча, пыталась запечатлеть черты его лица, шелковистые черные волосы и высокий лоб. Большие темные, почти черные, глаза. Прямой нос, тонко очерченный рот, маленькую ямочку на его подбородке.

– Полагаю, тебе нужно заехать за своей одеждой, – сказал он.

– Я уже захватила ее, – И пожалела, что сделала это. Если бы они остались одни в его доме, он мог пойти на попятную. Они расстались бы друзьями.

– Значит, прощаемся?

Дасти заморгала. Как он мог еще только сегодня утром говорить о своей любви, а сейчас прощаться с ней так холодно?

– Благодарю тебя, – заикаясь произнесла она, – за все.

Однако не стронулась с места, молча молясь, чтобы в его глазах проглянул теплый, нежный и страстный Мигель, с которым она была так близка. К ее несчастью, она по-прежнему видела перед собой бесстрастное лицо незнакомца. Наконец она повернулась и медленно пошла, испытывая все более острую боль с каждым шагом, отдалявшим ее от Мигеля.

Дасти приехала домой, выпустила Коди из квартиры, где до этого оставляла его, заехав сюда по дороге на работу, прогуляла пса по двору на поводке, который купила вместе с Мигелем. Вернувшись с прогулки, она упаковала все необходимое для жизни в поле, загрузила в «виллис» свои пожитки, написала записку хозяину дома, извещая его, что не будет продлевать аренду квартиры. Потом упала в постель и прижалась к Коди, желая, чтобы на его месте оказался Мигель. Но сон не шел к ней.

Сейчас она уже жалела, что запланировала ранний отъезд и не оставила пса в доме Мигеля. Она искала предлог, чтобы поехать к нему. При расставании они чего-то не сделали, чего-то не сказали друг другу. В ней все росла и росла боль, и Дасти уже была не в силах сдерживаться. Она заплакала. И плакала по мужчине, чью любовь утратила прежде, чем узнала о своей любви к нему.

Коди подполз ближе к ней и принялся слизывать своим теплым влажным языком соль с ее щек.