А я прожила 10 только жизней (СИ)

— Благодарю, мне очень приятно. — Ее глаза потеплели, она улыбнулась и продолжила. — Да, действительно актерская карьера была главной в моей жизни. Начала сниматься после войны. Тяжелые и голодные то были времена, но на экране мы должны были выглядеть счастливыми. Бедность, холод, голод вокруг, а на экране улыбка. Я радовалась, что могла сниматься, потому что нас там кормили и давали паек. Мы вдвоем остались с мамой после войны, брат и отец с фронта не вернулись. Мама была учительницей, но имела дворянское происхождение, по-этому на работу ее не брали, никто не хотел себе проблем с властью. Иногда давала уроки на дому. А так санитаркой в больнице всю жизнь пол мыла. Надо было выживать. Меня случайно увидел режиссер в очереди за хлебом, пригласил на пробы. Я пришла. Не знаю не боялась я тогда ничего — ни что изнасилуют, ни что убьют. После войны чувство страха притупилось. Но режиссер оказался порядочным, не обидел, роль дал. Так и пошла моя карьера в гору. Я играла в кино и театре. Гонораров тогда не было, но едой и какими-то копейками нас обеспечивали. Скоро мы с мамой переехали из коммуналки в отдельную квартиру, которую нам выделили. Жизнь начала налаживаться. В пятьдесят первом встретила своего мужа, вышла замуж. Он был репортером в газете. Писал статьи, которые заказывала партия. Все было хорошо, жили по-тихоньку, горя не знали. Все изменилось в ноябре пятьдесят второго. Мой муж написал статью приуроченную двадцатилетию голодомора в Украине. Решил проявить инициативу. Эта статья оказалась роковой для него. Среди ночи к нам пришли. Его забрали, навсегда. Через неделю меня вызвали в партию и объявили, что его расстреляли, как врага народа. Меня заставили написать отказ от него. Что я такая и такая отказываюсь от своего мужа. Я сделала это, боялась. Могли меня и мать расстрелять. Но это не очень помогло. Из театра меня все равно уволили, как не благонадежную. К тому времени я была уже два месяца беременной. Подумала, что трудно, я без работы, под вопросом у власти, не потяну ребенка. Мать уговаривала оставить. Она все еще работала в больнице и говорила, что мы сможем вдвоем вырастить малыша. Я не послушала. Пошла и сделала аборт. Весной после смерти нашего вождя, все изменилось. Власть перешла в другие руки. Впоследствии меня взяли обратно в театр, а через десять лет реабилитировали моего мужа полностью. После этого я снова смогла сниматься в кино. Годы шли, я еще раз вышла замуж, но детей больше не смогла иметь. Второй муж меня любил, но хотел детей, по-этому бросил. Мать умерла, а мне осталось только искусство. Наш век актрис недолговечен. Во время перестройки, работы вообще не стало, еще немного театр меня поддерживал. Однако, когда исполнилась восемьдесят попросили и из него. Старая стала, тексты забываю, руки трясутся. Так и доживаю свой век. Прожила, как прожила. Теперь люди мне на жизнь подают. Об одном жалею, что сделала тогда аборт. Надо было рожать, а не бояться. Может тогда бы и жизнь иначе сложилось.

Из моих глаз покатились слезы. Я уже все решила.

— Я помогу Вам! — Взяла ее за руку и закрыла глаза. Мысленно обратилась к небесам. Меня услышали.

Глава 6

Очухалась я на полу. Кто-то вылил на меня кружку воды.

— Кларисса Васильевна, как Вы?

Женщина лет сорока в белом халате внимательно меня разглядывала.

— Где я? — Не смогла сразу сориентироваться. Длинный, побеленный коридор, каменный пол.

— Вы в гинекологическом отделении нашей больницы. — Раздраженно объяснила она. — Вы что головой ударились?

— Неверное. — Решила использовать эту версию.

— Садитесь на стул. — Она грозно скомандовала и помогла сесть на стул у стены. — Старая Вы уже Кларисса Васильевна, надо уже на покой уходить, молодым дорогу давать. Вы уже более тридцати лет тряпкой здесь машете. Уже и царя нет, и государство другое, а вы все пол здесь моете. Понимаю, всем надо за что-то жить. Времена тяжелые. Но вам уже семьдесят лет, пора давать дорогу молодым.

Вот беда! Сейчас эту бабушку, в теле которой я оказалась, из-за меня выгонят с работы. Нельзя этого допустить. Рядом стояло ведро с водой и валялась на полу швабра с тряпкой.

— Я хорошо себя чувствую, дорогая. Просто подскользнулась на мокром и забилась.

— Эх, если бы не мой отец! Просил Вас не выгонять из больницы и дать работать сколько можете, а так давно уже ушли бы отсюда. Он тогда себя подставил — Вас дворянку на работу взял, а теперь и меня. Отца уже нет пять лет, а на ваше место у меня очередь! Вы когда пойдете на заслуженный отдых?

— Скоро моя дорогая, скоро. — Тихо сказала я, стараясь не сорваться и не наговорить этой мадам все, что о ней думаю.

— Чтобы эти Ваши фокусы больше не повторялись, понятно?

— Да, извините.

— Работайте, Кларисса Васильевна, работайте! — Она махнула на тряпку с ведром.