А кому сейчас легко?

– Согласна. Изредка у нее бывают всплески раздражения и даже ярости. Помнится, я случайно прожгла утюгом ее блузку, уж больно деликатная оказалась ткань. Так она гонялась за мной по всей квартире и лупила этой блузкой куда придется. Потом ей стало стыдно. Она, конечно, передо мной не извинилась, но деньги за блузку из зарплаты не вычла, хотя и грозилась.

– Может, она хотела эту блузку на свидание надеть? – предположила я. – Вот и расстроилась?

– Вряд ли, с мужиками у нее не клеилось. Впрочем, ее вины в этом не было. И правда, где ей взять нормального мужика, при таких-то ее деньжищах? Мужик, он любит командовать, но трудно чувствовать себя главой семьи, если ты ездишь на «девятке», а жена – на «мерседесе».

Да, именно поэтому у Кирилловой не сложилось с Виталием Кириченко. Как только они вспомнили, что у них разный доход, любовь с шипением испарилась, как потревоженная на солнцепеке змея.

– В общем, с Еленой Михайловной у вас особых проблем не будет, – подытожила Нонна Павловна. – Зато дочка ее, Августа, не подарок.

– А что такое?

– Капризная, избалованная девчонка. Мать ею никогда особо не занималась, спихнула на нянек и гувернанток. А девчонка вертела няньками как хотела. Еще в детстве она поняла, что деньги – это власть над людьми, и виртуозно научилась этой властью пользоваться.

Если бы я не знала Августу, то решила бы, что речь идет о двенадцатилетней девочке.

– Неужели все настолько запущено?

– Дальше некуда! Помню, был такой случай, Августа тогда в шестом, что ли, классе училась. Гувернантка заставляла ее делать уроки, а та хотела смотреть телевизор, нахально заявив: «Если будешь приставать ко мне с уроками, я скажу маме, что ты украла мои золотые сережки! Мигом лишишься работы!» Дело происходило в кризис 98-го года, гувернантка, естественно, боялась потерять свое место, поэтому ей пришлось пойти на поводу у шантажистки… Со мной такие фокусы не проходили, девчонка бесилась. В конце концов она добилась своего – Елена Михайловна меня уволила.

– Каким же образом?

– Да постоянно придиралась ко мне, накручивала мать, та и не выдержала. Тем более, что найти новую домработницу, особенно во время кризиса, не проблема. Два месяца назад мне заявили, что в моих услугах больше не нуждаются, и дали расчет.

– Вы расстались со скандалом?

– Нет, сохранили хорошие отношения. Елена Михайловна мне третьего дня даже звонила…

Я принялась считать: сегодня среда, а «третьего дня» – это, получается…

– В воскресенье?! Елена Михайловна звонила вам в воскресенье?!

– Ну да, а что вы так удивляетесь?

Еще бы мне не удивляться, ведь в пятницу ее убили!

– В воскресенье? Вы ничего не путаете?

– С какой стати мне путать? – обиделась Нонна Павловна. – Я пока еще не в маразме.

– А зачем она вам звонила, если не секрет?

– Это произошло ночью, часа в три. У Елены Михайловны случился приступ паники, очевидно, ей приснился кошмар. Я спросонья даже не поняла, что это она. Была плохая связь, какой-то шорох в трубке. К тому же Елена Михайловна говорила шепотом, я едва разбирала голос. Она сказала, что ей холодно, ее держат в неотапливаемом доме, вкалывают наркотики, просила позвонить в милицию…

– И вы позвонили?

– Нет, конечно, – улыбнулась Нонна Павловна, – к чему зря людей беспокоить? Я же говорю, что Елене Михайловне приснился кошмар, с нею такое иногда случалось. Ей казалось, что ее закапывают в могилу, ей нечем дышать… Она просыпалась в холодном поту и уверяла, что это было на самом деле.

– Может, вам звонил кто-то другой? Мог это быть розыгрыш?

– Исключено. Она назвала меня Ниной, только она одна меня так называла, уж бог знает почему!

Новая информация не укладывалась у меня в голове, поэтому я излишне резко заявила:

– С какой стати Елене Михайловне вам звонить по ночам? Извините, но вы ей никто – прислуга, к тому же бывшая.

Ничуть не обидевшись, Нонна Павловна ответила:

– Думаю, потому, что у нас с нею существовала тесная астральная связь. Я ведь тоже убила своего ребенка.

Глава 28

От ужаса у меня волосы на голове зашевелились.

– О чем вы? Когда это Елена Михайловна убила ребенка?

– У нее родился неполноценный мальчик, она оставила его в роддоме. Обрекла беспомощного инвалида на смерть.

На меня накатила волна возмущения, я даже стала заикаться:

– С-слушайте, не надо передергивать! Она никого не убивала, это совсем д-другое дело!

– Да то же самое, – вздохнула дама, – просто мы разучились называть вещи своими именами. Взять, к примеру, аборт. Это убийство, и в нем участвуют двое. Только мужчина в большинстве случаев сразу умывает руки: я, мол, тут ни при чем, решай сама, дорогая. А чего тут решать, если она не замужем и содержать ее с ребенком он не собирается? То есть своим бездействием он подталкивает ее к убийству. А женщина тоже не говорит прямо: сегодня я пойду и убью своего ребенка. Она использует эвфемизмы: «мне рано иметь детей», «нет материальной базы», или того хлеще – «пойду почищусь». Как будто к педикюрше записалась.