А мы с тобой, брат, из пехоты

— Немцы до самого окончания войны сохраняли боевой дух, и я не припомню, чтобы они «драпали без оглядки» или отдавали нам в Прибалтике хоть километр без боя. Только под Елгавой они нас сдерживали два месяца, шли непрерывные бои, но город немцы так и не отдали за весь период этих боев. И в Прибалтике мне раза три пришлось принять участие в рукопашной схватке с врагами. Обычно их подпускали поближе и бросались навстречу с малой дистанции, тут уже рукопашной не избежать, от нее не увильнуть. Один раз произошел следующий эпизод. Немцы ударили по третьему батальону, пехота стала беспорядочно в панике отходить. Моя рота находилась в резерве, и комполка приказал остановить отступление. Мы кинулись наперерез отступающим, стреляя над их головами, с криками «Ложись!». А немцы уже тут как тут, совсем близко, началась свалка. Один немец выбил у меня оружие и хотел заколоть, у него была винтовка (карабин) с примкнутым штыком. Мне терять уже было нечего. Я успел левой ладонью перехватить штык и кулаком врезал ему — немец в нокдаун, потерял равновесие, я смог вырвать у него его же винтовку и насадил его на штык. Когда рукой за немецкий штык схватился, то перерезал себе сухожилия на ладони, пальцы с тех пор двигаются с трудом из-за контрактуры.

— У нас есть общий список вопросов к пехотинцам. Давайте возьмем несколько вопросов из него. Как кормили пехоту? Приходилось ли голодать на фронте?

— Голодать или недоедать пришлось почти весь сорок второй год и первую половину сорок третьего, когда мы уже освобождали Кубань.

Потом уже пехоту кормили относительно нормально.

Наиболее тяжелый период был в сальских степях летом сорок второго. Один колодец на 100 километров вокруг, из которого по очереди набирали воду и мы, и немцы, не стреляя друг в друг. Не было никакого подвоза провианта. Как-то мы обнаружили труп верблюда, заваленный камнями, так больше недели питались этой падалью, кипятили это мясо в четырех водах. Подстреливали сусликов и жарили их тушки. Один раз бойцы где-то раздобыли картошки и сделали жаркое из мяса сусликов. Пришел комполка, увидел, что мы варим, спросил: «Что за жаркое?» — «С курицей». — «Ну, давай, попробуем».

А потом, как узнал, чем мы его покормили, так долго ругался матом.

Перед атакой иногда выдавали по 100 граммов водки, так с голодухи многих «развозило» даже от такой малой дозы алкоголя, в бой шли шатаясь, на «ватных ногах».

Как-то, не выдержав постоянного голода, к немцам перебежало сразу человек двадцать красноармейцев из нацменов. Немцы их покормили и отправили часть из них назад, агитировать своих земляков за переход на сторону противника.

Но тут моментально появились особисты и всех «возвращенцев» арестовали.

Под Кизляром перед нами «нейтралка» — кукурузное поле и картофельное поле, все густо заминировано противопехотными минами. И вроде не так голодно было, но все равно находились такие бесшабашные головы, которые выползали на «нейтралку» за «доппайком». У нас так во взводе один боец погиб, подорвался на мине…

В сорок третьем году, после Миуса, за Мелитополем, уже ближе к Перекопу, вопрос с питанием заметно улучшился, когда мы встали в обороне, еды почти всегда хватало.

В Прибалтике мы отъелись, зачастую питались по «бабушкиному аттестату». Там, в прифронтовой полосе, бродило много бесхозной скотины, которую мы сами резали и мясо варили. В Латвии на хуторах у местных воровали гусей, два бойца хозяину «зубы заговаривают», а остальные гусей под плащ-палатку тайком запихивают. Вокруг множество мелких озер, и бойцы глушили рыбу противотанковыми гранатами.

Так что мы сами находили для себя «дополнительные источники снабжения».

— Немецкая пропаганда по разложению красноармейских частей достигала своей цели?

— В первые два года войны, я думаю, что да. Слабые не выдерживали голода, лишений, перебегали или уходили в плен, но когда шла речь о наших отборных частях, таких, например, как курсантский полк ВПУ, то люди были готовы сражаться до последнего патрона, несмотря ни на что. Но немцы в своей пропаганде в листовках, сбрасываемых с самолетов, и через громкоговорители и ПГУ всегда примитивно «нажимали» только на две темы: про «жидов-комиссаров, которые гонят всех на убой», и вторая: «русские солдаты, хватит воевать за проклятые сталинские колхозы, хватит голодать, переходите к нам, накормим, дадим водки».

Один раз нас такой «агитатор» просто довел до белого каления. Каждый день на чистом русском языке вещал через ПГУ про «белые макароны» и прочую жратву, и мы решили его выловить. И ведь смогли, поймали, оказался бывший свой, власовец. Его поставили возле дороги, и каждый проходивший мимо боец считал своим долгом врезать предателю по морде. Так и забили его насмерть…