А мы с тобой, брат, из пехоты

— Через две недели группа была полностью укомплектована, и началась ее подготовка. К нам на первое занятие пришел «преподаватель», инструктор в звании майора, внешне — типичный еврей. Он представился и сказал, что сегодня пусть каждый расскажет о себе, кто откуда и где воевал раньше. Разведчики рассказали, он никому не задавал вопросов, а потом всех отпустил, кроме меня, сказал, что хочет со мной побеседовать в отдельности. Он спросил меня, как мне, еврею, удалось выжить на передовой за два с лишним года моей пехотной жизни. Поинтересовался, есть ли еще евреи в группе, на что я ответил, что явных нет, а вообще, кто знает… На следующий день майор разъяснил нам, куда мы попали. Наша группа входит в состав разведроты, и когда вся рота выполняет общую боевую задачу, то мы действуем вместе со всеми. В остальное время наша группа, как я понял со слов майора, является разведывательно-диверсионной и будет действовать в немецком тылу, выполняя специальные задания. После занятий майор снова остался со мной наедине и сказал следующее: «Вашу группу набирали в срочном порядке. В разведку стремится немало людей, и у каждого в этом свои интересы. Ты в группе старший, попытайся прощупать, кто чем дышит». Тогда я ответил майору, что прошу прощения, но, видимо, невольно ввел его в заблуждение, что я в группе не могу быть старшим по многим объективным причинам. Да, я прибыл в разведроту добровольно, с помощью «тыловой крысы», но старшим меня назначили только потому, что я пришел в роту первым из группы, и старшина, чтобы себе голову не морочить, назначил меня «за главного». А сам я, к сожалению, малограмотный, с трудом отличаю север от юга, карту не читаю, да и не по мне это — быть первым или последним. Быть старшим в диверсионной группе мне не по плечу, тут нужен человек с предыдущим подобным опытом, а я только и умею, что ходить в атаки, хорошо убивать из винтовки, автомата и пулемета, но тонкости работы разведчика мне мало знакомы. Майор молча меня выслушал, и больше с ним отдельных бесед не было. Прошла еще неделя, и к нам на должность старшего группы прислали опытного разведчика, но меня в группе оставили.

— Был какой-то особый отбор в эту группу?

— Вряд ли. Просто для восполнения потерь «на ходу» набрали добровольцев из пехоты в разведку и стали обучать. Мой близкий друг и товарищ по разведроте Петр Дубровин был из семьи раскулаченных, и командиры об этом знали, но Петр воевал в разведке и был отважным воином. «Старые» разведчики рассказывали, что в первый период войны в разведку, когда не хватало добровольцев, просто переводили приказом солдат из обычных частей, не спрашивая согласия.

— Какую подготовку прошла Ваша группа?

— Обычная подготовка разведчиков, занятия велись активно, но никакого сверхособого «диверсионного уклона» я не припомню, хотя были занятия по подрывному делу, по рукопашному бою и даже по немецкому языку, мы учили наиболее обиходные слова, которые могли пригодиться для захвата и для допроса пленного.

Группа к первой вылазке готовилась целый месяц, мы досконально знали, где нам предстоит работать и что делать. Но само задание сорвалось. Нашу дивизию перебросили на другой участок Курляндского «котла», потом опять передислокация.

Мы даже одного месяца не стояли на месте, все время перемещения на разные участки передовой. В этот период разведроту очень часто использовали для участия в наступательных боях, мы прикрывали стыки между полками, отвлекали на себя противника, ходили в разведку боем, и мне также пришлось участвовать во взятии «языков». При небходимости мы прикрывали штаб дивизии, прочесывали окрестные леса, в которых при отступлении прятались остаточные группы немцев и власовцев, прорывающиеся к своим в курляндскую группировку. А потом с нашего 1-го Прибалтийского фронта всю технику, танки и большинство артиллерии забрали на Берлинское направление, разведчикам прибавилось работы, и в итоге из нашей группы сделали 4-й взвод разведроты, и о том, что мы предназначались для работы в немецком тылу, уже никто не вспоминал. Да и сами границы «котла» настолько сузились, концентрация немецких частей была такой плотной, что провести в немецкий тыл километров на десять вглубь разведгруппу для выполнения диверсионного задания и надеяться, что группа сможет живой отойти потом к своим, видимо, было нереально.

— Степень риска и условия фронтовой жизни в пехоте и в дивизионной разведке — в какой-то степени сопоставимы?