Кулигин сидит на лавочке, появляется Тихон, рассказывает, что ездил в Москву, всю дорогу пил, «чтобы уж на целый год отгуляться», а про дом ни разу не вспомнил. Жалуется на измену жены, говорит, что ее убить мало, надо, как советует маменька, живою в землю закопать. Затем сетует, что ему жалко Катерину – «побил немножко, да и то маменька приказала». Кулигин советует ему простить Катерину и не поминать никогда про ее измену. Тихон отвечает, что «я-то бы ничего, а маменька-то… разве с ней сговоришь!» С удовлетворением сообщает, что Дикой отсылает Бориса в Сибирь на три года, будто бы по делам. Кулигин замечает, что врагов «прощать надобно». Тихон советует Кулигину то же самое сказать маменьке – «что она тебе на это скажет». Рассказывает, что Варвара убежала с Кудряшом, так как маменька «стала ее тиранить и на замок запирать». Появляется Глаша, говорит, что Катерина куда-то пропала. Уходят.
Появляется Катерина. Ей хочется увидеть Бориса, чтобы проститься с ним. Она горюет, что «ввела его и себя в беду», что тяжек суд людской, что ей было бы легче, если бы ее казнили. Входит Борис.
Борис сообщает, что его отсылают в Сибирь. Катерина просит взять ее с собой, говорит, что муж пьет, что он ей постыл, что для нее его ласки хуже побоев. Борис оглядывается – «как бы нас здесь не застали».
Катерина просит его по дороге подавать нищим, чтобы они молились за ее грешную душу. Борис отвечает, что ему тяжело расставаться с Катериной: «Злодеи! Изверги! Эх, кабы сила!» Уходит.
Катерина не знает, куда ей идти: «Да что домой, что в могилу! В могиле лучше… И люди мне противны, и дом мне противен, и стены противны! Не пойду туда!» Подходит к берегу: «Друг мой! Радость моя! Прощай!»
Появляются Кабаниха, Тихон и Кулигин. Кулигин утверждает, что «здесь видели». Кабаниха настраивает Тихона против Катерины, что она на все пойдет, лишь бы на своем настоять. Люди с берега кричат, что женщина в воду бросилась. Кулигин бежит на помощь.
Тихон пытается бежать вслед за Кулигиным, Кабаниха его не пускает, говорит, что проклянет, если пойдет. Кулигин с людьми приносит мертвую Катерину (бросилась с высокого берега, разбилась).
Кулигин говорит: «Вот вам ваша Катерина. Делайте с ней, что хотите! Тело ее здесь, а душа теперь не ваша, она теперь перед судией, который милосерднее вас!» Тихон обвиняет мать в смерти жены: «Маменька, это вы ее погубили! Вы, вы, вы…» Кабаниха обрывает его, обещает с ним «дома поговорить». Тихон восклицает: «Хорошо тебе, Катя! А я-то зачем остался жить на свете и мучиться!»
История создания драмы и ее постановки на сцене
Впервые пьеса была опубликована в журнале «Библиотека-для чтения» (1860, № 1). В том же году она вышла отдельным изданием.
Судя по пометам на черновых автографах, Островский начал работу над «Грозой» в июле 1859 года. Закончена пьеса была 9 октября того же года. Но замысел пьесы сформировался значительно раньше.
В 1856—185.7 годах Островский совершил две поездки но Верхней Волге. И 25 сентября 1857 года он сообщал Н. А. Некрасову, что у него «готовится целый ряд пьес под общим заглавием «Ночи на Волге». «Гроза», вероятно, должна была войти в этот задуманный цикл. Впечатления, полученные во время путешествия, послужили материалом для драмы. Быт и нравы небольших приволжских городков, основанные на власти домостроевских порядков, без прикрас предстали перед драматургом. Считается, что образ Катерины навеян рассказами актрисы Любови Павловны Никулиной-Косицкой о своей юности.
24 октября 1859 года «Гроза» была одобрена театрально-литературным комитетом, а 31 октября разрешена цензурой. В дневнике профессора Шляпкина есть запись о разговоре автора с цензором:
«Цензор не пропускал Кабанихи, это-де Николай Павлович в юбке. Островский: Да не могу же я у своего сына ногу отрезать. Цензор: Ну, оба в ответе будем, и Вы, и я!».
Отклики на «Грозу» в пору ее появления на сцене и в печати были разноречивы. Наиболее глубокое истолкование идейного смысла и художественных особенностей пьесы дал Н. А. Добролюбов в статье «Луч света в темном царстве», появившейся в октябрьском номере «Современника» за 1860 год.
Полемизируя с Ап. Григорьевым, который приписывал Островскому смирение перед жизнью, покорность судьбе, таким образом понимая «народность» его творчества, Добролюбов разъяснял, что народность всего творчества Островского, как и «Грозы», заключается в том, что его пьесы, «рисуя нам в яркой картине ложные отношения, со всеми их последствиями», служат «отголоском стремлений, требующих лучшего устройства».
Сам Островский положительно оценил статьи Добролюбова о «темном царстве». До нас дошел черновой отрывок письма, адресованного Добролюбову, в котором драматург благодарил критика. По записи П. А. Шляпкина, Островский воскликнул, прочтя одну из статей: «Это будто я сам написал!».