А.П.Чехов: Pro et contra

Дверь из сеней в палату была отворена. Доктора увидел и узнал Иван Дмитрич, весь затрясся от гнева, вскочил и с крас­ным, злым лицом, с глазами навыкате выбежал на середину палаты.

Доктор пришел! — крикнул он и захохотал. — Наконец- то! Господа, поздравляю, доктор удостаивает нас своим визи­том! Проклятая гадина! — взвизгнул он и в исступлении, како­го никогда не видели в палате, топнул ногой. — Убить эту гадину! Нет, мало убить! Утопить в отхожем месте!

Андрей Ефимыч, слышавший это, выглянул из сеней в па­лату и спросил мягко:

За что?

За что? — крикнул Иван Дмитрич, подходя к нему с уг­рожающим видом и судорожно запахиваясь в халат. — За что? Вор! — проговорил он с отвращением и делая губы так, как будто желая плюнуть. — Шарлатан! Палач!

Успокойтесь, — сказал Андрей Ефимыч, виновато улы­баясь. — Уверяю вас, я никогда ничего не крал, в остальном же, вероятно, вы сильно преувеличиваете. Я вижу, что вы на меня сердиты. Успокойтесь, прошу вас, если можете, и скажи­те хладнокровно: за что?

А за что вы меня здесь держите?

За то, что вы больны.

И вот, между доктором и Иваном Дмитричем завязался раз­говор, в котором сразу обнаружилось, что доктор едва ли не в большей степени душевнобольной, чем состоявший на его по­печении умалишенный. Начать с того, что он совсем забыл, что вверенные его попечению больные могут свободно разгули­вать по городу босые и просить Христа ради, и что привлекла его в палату именно встреча с подобным его пациентом, и на­чал уверять Ивана Дмитрича, что какая ему польза будет, если он отпустит его: его задержат горожане или полиция и вернут назад. При этом доктор начал серьезно уверять больно­го, что пребывание в больнице зависит вполне от случая: кого посадили, тот сидит, а кого не посадили, тот гуляет, — вот и все. «В том, что я доктор, — говорил он, — а вы душевноболь­ной, нет ни нравственности, ни логики, а одна только пустая случайность. Раз существуют тюрьмы и сумасшедшие дома, то должен же кто-нибудь сидеть в них. Не вы — так я, не я — так кто-нибудь третий. При всякой обстановке вы можете на­ходить успокоение в самом себе. Свободное и глубокое мышле­ние, которое стремится к уразумению жизни, и полное пре­зрение к глупой суете мира, — вот два блага, выше которых никогда не знал человек. И вы можете обладать ими, хотя бы вы жили за тремя решетками. Диоген жил в бочке, однако же был счастливее всех царей земных».

Но верх ненормальности заключался в том, что доктор со­всем забыл, что он — доктор, а перед ним пациент, и притом душевнобольной, которого он обязан лечить по правилам на­уки, а не заводить с ним философские споры на такие тревож­ные темы, как вопросы о целях, значении и сути жизни, что равносильно ковырянию или трению наболевшей раны. Он мало того, что встал с ним на равную ногу, совершенно как со своим приятелем, но и сильно заинтересовался им не с меди­цинской точки зрения, в качестве интересного экземпляра ду­шевной болезни, а как с человеком блестящего ума и образова­ния.

«Какой приятный молодой человек!.. — думал он, идя к себе на квартиру. — За все время, пока я тут живу, это, кажет­ся, первый, с которым можно поговорить. Он умеет рассуж­дать и интересуется именно тем, чем нужно».

Читая и потом ложась спать, он все время думал об Иване Дмитриче, а проснувшись на другой день утром, вспомнил, что вчера он познакомился с умным и интересным человеком, и решил сходить к нему еще раз при первой возможности.

Согласитесь, что подобное отношение доктора к своему ду­шевнобольному пациенту показывает в самом докторе такую степень душевной болезни, при которой человек теряет уже почву под ногами, истинное значение вещей и сознание, как держать себя с различными людьми. Далее мы видим, что Ан­дрей Ефимыч начал очень часто посещать Ивана Дмитрича и продолжал обращать его в свою философию индифферентного квиетизма, причем больной в своих возражениях оказывался не в пример логичнее и справедливее своего врача.

Подобное поведение доктора не могло не обратить на себя внимания окружающих его людей как нечто совершенно несо­образное. И в самом деле: подумайте только, какое впечатле­ние должны были вынести помощник Андрея Ефимыча Хобо­тов и Никита, когда, заглянув в палату сквозь полуотворенную на вершок дверь, они увидели, как Иван Дмитрич в колпаке и Андрей Ефимыч сидели рядом на постели. Сумасшедший гри­масничал, вздрагивал и судорожно запахивался в халат, а док­тор сидел неподвижно, опустив голову, и лицо у него было красное, беспомощное, грустное.