— Почему? Ты…— остановился Энакин, пытаясь понять её через своё подавленное состояние. Если Падме как-то узнала про его чувства к Асоке, то она должна была быть в подавленном состоянии, но точно не беспокоиться и нервничать, и при иметь вид, полный вины. Его глаза сузились от мысли, что она не имела в виду его чувства к Асоке, наоборот, она скрывала от него нечто другое, — ты пытаешься что-то скрыть от меня? — завершил он после паузы, после чего глаза Падме расширились от удивления. Они говорили о совершенно разных вещах, — твоё молчание сейчас это знак согласия. Что ты скрываешь от меня?
— Ничего, — ответила Амидала, поймав краем глаза раздражённое дёрганье в лице Энакина. Он больше не смотрел на неё радостно, наоборот, он был полон гнева, а Энакин в гневе, насколько она знала по нескольким случаям, был страшен.
— Не. Ври. Мне! — выплюнул он слово за словом, каждое из которых звучало страшнее прежнего, — ты лжёшь мне о чём-то! Что? Может, я ничего не знаю, но это должно быть чем-то большим, чтобы ты пыталась лгать мне. Теперь скажи мне, или я уйду и не вернусь, пока ты не решишься. Ты и так источаешь всем своим видом чувство вины.
Слова Энакина были правдивы, но болезненны. Всё же нехотя, но она поняла — сейчас или никогда. Она могла играть в молчанку, заставив его уйти, или могла сказать всё прямо в лоб, пытаясь спасти то, что осталось от их отношений. Потому она проглотила свой страх и призналась.
— Я… я изменила тебе. С другим, несколько месяцев назад.
Тем, что действительно напугало Падме, было отсутствие реакции на лице Энакина. Он не сказал ничего, он просто сидел, полностью застыв. Она повернула голову к нему, а после попыталась взять его лицо в руки.
— Не смей трогать меня, — внезапно зарычал Энакин жёстким голосом. Она немедленно убрала свои руки.
Он всё еще сидел так несколько минут, не двигаясь. После он повернулся к ней, и хотя внешне он был спокоен, но его глаза пылали гневом.
— Теперь позволь мне уточнить… Ты не предупредила меня, не села и не поговорила об этом. Ты даже не имела хоть немного порядочности, чтобы сказать, что ты чувствовуешь ко мне то же, что и я к тебе? Что мы зря оттягиваем неизбежное? Что нам будет лучше друг без друга? О чём ещё ты мне лгала?! — теперь голос Энакина перешёл на крик, не скрывая исходящего от него гнева, — в конце концов, я был готов сказать тебе о своих чувствах напрямую! Кроме того, я никогда не изменял тебе! Никогда!
— Я знаю, прости по…
— «Прости» ничего не меняет, — ответил он гневно, хотя сейчас выглядел уничтоженным, — несмотря на то, как это кончилось, плохо или хорошо, я любил тебя, Падме! Я ЛЮБИЛ тебя, чёрт возьми! А ты за моей спиной лжёшь мне, изменяешь, а я, дурак, думаю, куда делась женщина, в которую я когда-то влюбился!
Падме сильнее застыдилась за себя, когда гнев на лице Энакина исчез. Она приняла бы его гнев, но не нынешний вид, полный боли. У неё не было отговорок или объяснений в этой ситуации.
— Я любил тебя. Ты могла хотя бы рассказать мне. Но… чёрт возьми… — на этом Энакин встал и просто вышел, хлопнув за собой дверью так, что звук пронёсся по всей квартире. После того, как он ушёл, Падме долго смотрела на дверь, затем, закрыв лицо ладонями, начала горько плакать.
~~~
«Не смотри, не смотри назад» — продолжал мысленно подталкивать себя Энакин, идя по улицам Корусанта. Поначалу он хотел пойти в Храм, но понял, что там у него не получится успокоить свои мысли, кроме того, он ни за что не позволил бы Джедаям увидеть себя в подобном состоянии. Поэтому он сейчас пытался найти спокойное и тихое место для этой цели.
Комната мотеля был идеальным выбором, у него хватало на это кредитов, а сама комната была тихим, изолированным местом. Это был легкий выбор, так как он мог просто дать парню, сидящему в приёмной, кредиты, после чего отправиться в свою комнату.
Уже сидя на своей кровати в мотеле, он хотел верить, что происходящее было плохим сном. Хотя боль в сердце говорило об обратном. Боль была слишком сильна, дабы быть сном; совершенно инстинктивно Энакин положил руку на сердце, закрыв глаза. В этот момент его комлинк зашипел, отчего он бросил на устройство злой взгляд. Он не хотел ни с кем говорить, поэтому выключил уже действующую на нервы вещь, продолжив свои размышления.
«В каком месте всё пошло неправильно? — спрашивал мысленно себя Энакин, — должно же было быть…»
«Нет, не смей скидывать вину на себя. Не твоя вина, что ты влюбился в другую, хотя при этом пытался уладить всё правильно. Вся вина на ней», — высказалась другая часть подсознания Энакина. Всё ещё глубоко внутри сидела одна часть, которая по-прежнему злилась, но ему надоело быть злым и тяготиться от этого. Оказывается, обычная семейная жизнь с женой для него было недостижимой целью. Перед ним вставало столько проблем, что… Во имя Силы, для него ничего не было простым. Энакин ненавидел сам этот факт.