A Path Less Taken (ЛП)

— Ну, не спеши и подумай, что ты хочешь сделать, из твоих уст «ходить на свидания» звучит так, как будто парня заставляют сделать это, надев наручники на него, — сказала Асока, заставив Энакина засмеяться, — что в этом смешного?

— Хотя бы то, что это очень интересная точка зрения.

— Интересная? Это правда. Поэтому она так и интересна, ведь правду не говорят, — ответила Асока философским тоном, что заставило улыбку на лице Энакина ещё больше расширится.

— Так точно, я абсолютно уверен в том, что цвета твоих световых мечей есть отражение твоей мудрости, — ответил он, игриво постучав пальцем по её голове.

Она, конечно, сбила его руку, но сделала всё с улыбкой.

— Я не мудрая, я просто говорю то очевидное, которое другие люди отказываются признавать!

— Это и делает тебя мудрой. Хоть и не в традиционном смысле, но всё же мудрость есть мудрость.

— А ты упрямый осёл, — ответила Асока, заставив его усмехнуться.

— Как это получается, что я называю тебя мудрой, а в ответ меня обзывают упрямым ослом?

— Во-первых, ты и есть упрямый осёл, во-вторых, ты никогда не сдашься, пока не решишь проблему по-своему!

— Эй, я не могу себя поменять, это часть моей натуры… — компьютер начал моргать и сигналить, приковав внимание Энакина к себе, — предлагают работу.

— Что именно? — спросила Асока полодив руку на плечо Энакина.

— Это пришло от правительства Кристофсиса. Ха, интересно! — сказал Энакин вслух, на что Асока прищурилась, чтобы увидеть текст лучше. Увиденное сильно её удивило.

— Вау!

— Да, я знаю. Сначала они были под угрозой Сепаратисткой оккупации, а теперь у них началась гражданская война. Два миллиона кредитов каждому из нас, если согласимся. Их армия широко разбросана, скорее всего, они так же наняли охотников в армию. Даже при всём при этом правительственные силы проигрывают. Нафиг они начали эту войну? — говорил Энакин с вопросительным тоном.

— Ты думаешь об отказе? — спросила Асока Энакина. Они были так поглощены делом, что не заметили, как дверь за ними открылась.

— Нам надо больше разузнать ситуацию до того, как взяться за дело. Нам надо побольше узнать про эту гражданскую войну: что стало причиной её начала. Если повстанцы окажутся хорошими парнями, то мы разберёмся с ситуацией так, как надо, — сказал Энакин со всей серьёзностью.

— Разберётесь с кем? — спросила Падме, отчего Энакин чуть ли не подпрыгнул, но успел остановить себя на полпути и немедленно закрыть сайт.

— С правительством Кристофсиса — ответил Энакин.

— Во первых, я думала что война там кончилась, во вторых, ты же больше не работаешь с Джедаями?

— Как видно, они посередине гражданской войны, — отвечал Энакин надевая мантию. — И я иду туда по работе, не Джедайской.

— Работа? — спросила Падме. Асока, поняв, что пахнет жаренным, взяла свою мантию и кредиты, а затем вышла из комнаты.

— Охота за головами, — ответил Энакин небрежно, надеясь смягчить этим удар. Судя по реакции Падме в виде полуоткрытого рта и глаз по пять копеек, его слова сделали всё еще хуже.

— Я понимаю, что ты больше не Джедай, но это…

— Это не то, чем кажется на первый взгляд, — ответил Энакин, понимая, куда она клонит, — я беру только те контракты, которые не противоречат морали.

— Не противоречат морали? Ты охотишься на людей и убиваешь их! Ко всему прочему, ты сейчас хочешь пойти убивать еще больше!

— Вот в этом и проблема. Я не хочу пойти туда с закрытыми глазами и убить невинных людей, — ответил Энакин безразлично, даже слишком.

— Ты говоришь про убийство как про что-то обыденное! — возразила Падме.

— Это неизбежность, — ответил Энакин, понимая, что ему придут больше заказов.

— Энакин… Пожалуйста, не делай этого, всё еще может наладиться, — сказала Падме, взяв его лицо в руки, заставляя его смотреть ей в глаза.

— «Всё наладится». Я тоже так думал, когда началась эта война. Но будучи частью войны, она поменялась моё мнение. Всё не наладится, пока ты сам не заставишь. Ничего не налаживалось, пока я был Джедаем и, как видно, не налаживается сейчас, — ответил Энакин напряжённым голосом. Слова исходили из его рта сами по себе, изначально он понятия не имел, как ей ответить.

— Изменились? Как именно? — сказала Падме. В этот момент в комнату вернулась Асока, которая смотрела то на него, то на неё.

— Поменялось так, что я больше никого не жалею. Жалость ко всякому отребью приносила только боль, страдания и ещё больше ненужного насилия. Это всё, что мы получали в обмен за наше сострадание, — ответил Энакин со злостью, но не к Падме, а к тем, кто убивал, мучил, уводил в рабство людей, и при этому не получал по заслугам за свои злодеяния.

Падме подавленно шагнула назад. Она долго всматривалась в его лицо, сравнивая его с тем маленьким мальчишкой на Татуине, который был полон надежд и мечтал только о том, чтобы освободить себя и свою мать от рабства.