Вот за что я его люблю, так это за то, что папуля, как никто другой, умеет расставить приоритеты. Сначала он меня вытащит, а разбор полета устроит потом. Что, как не это, демонстрирует его безграничную любовь ко мне и доверие? У отца ведь и мысли нет, что его принцесса может быть в чем-то виновата. Готова поклясться, что через пару минут начнется грандиозный шухер. Папочка мой про полумеры не слышал, поэтому на ноги будут подняты все — начиная от юристов компании, заканчивая консулом и парочкой профильных министров.
Ни за что бы я не стала поднимать такой кипиш по доброй воле. Если бы мне не было так херово, я бы попыталась сделать все, чтобы выпутаться из этой ситуации самостоятельно. Но меня мутит от выпитого, и раскалывается голова… И если этот козел еще хоть что-то у меня спросит, я просто не сдержусь и заряжу ему в морду. А это уже нападение на полицейского — последнее дело.
Опускаю гудящую голову на скрещенные на столе руки. Когда это все закончится, я выкупаюсь в санитайзере, но сейчас мне так плохо, что чувство брезгливости отходит на второй план. Чуть приободряюсь, когда моего мучителя куда-то вызывают. Хотя почему куда-то? Ясно же, что на ковер. Сейчас он получит знатных люлей от начальства, и меня, наконец, выпустят. «Так ему и надо!» — мелькает злорадная мысль. И тут же вдогонку к ней прилетает еще одна. А кто вытащит Фому? Я, конечно, ужасно на него зла, но не настолько, чтобы бросить Феоктистова гнить в тюрьме. И хоть я никогда его этим не попрекну, но… Вот честно, какого отношения он к себе ждал, прибиваясь к богатой бабе? Ну, уж точно не уважительного. А взбеленился так, будто и впрямь был задет в лучших чувствах.
Прерывая мои мысли, дверь в кабинет открывается, и мне указывают на выход.
Аллилуйя!
Кутаясь в кимоно, господи, я до сих пор в нем, едва не бегу к свободе.
Папа ходит туда-сюда по тесному коридору. Но завидев меня, резко останавливается. С разбега падаю в его сильные руки.
— Спасибо. Они тут совсем охренели, пап.
— Сейчас рот прополощу!
— Ну, так ведь правда, — шмыгаю носом — раз уж включила обиженку, надо отыгрывать эту роль до конца. Глядишь, получив люлей, эти уроды сто раз подумают, прежде чем в следующий раз загрести кого-нибудь по беспределу.
— Ты чего это, Евгения, собралась сопли на кулак наматывать?
Папа — такой папа!
— Нет.
— Вот и славно. Пойдем уже отсюда.
— Погоди. Я… Короче, надо еще кое-кому помочь. Понимаешь, я была не одна и…
— А с кем?
— С другом.
Папа резко останавливается. Вонзается в меня пристальным взглядом.
— С другом… — сощуривается. — Типа с другом-другом? Или…
— Ну, какая разница?! Ты его знаешь. Это Фома. Феоктистов, помнишь?
— Аленкин парень, что ли?
Блин. Почему-то это реально больно. Аленки давно нет, а в глазах наших близких Фома все равно ее? Мне что, до конца жизни с этим мириться?
— Или уже не Аленкин, Жень?
Вспыхиваю до корней волос. Папа зрит в корень, ага… Я уже упоминала. Такая у него суперспособность.
— Мы не можем его бросить, — бубню под нос.
— Еще бы. Кто ж бросает друга, — папа выделяет интонацией слово «друга», — в беде? Что мы, нелюди какие?
— У него никого кроме нас нет.
— А маманя его что же?
— Чем она может помочь? — вздергиваю брови.
— Шутишь? Она какая-то генеральша из… — отец закатывает глаза к потолку. — Ты что, не знала?
— Может, Аленка и упоминала. Не помню. У них не очень отношения, насколько я поняла. Так ты поможешь?
— Куда я денусь? Постой тут.
Отец делает шаг к участку, из которого мы вышли, когда оттуда выходят Фома и какая-то женщина. Почему-то я сразу понимаю, кто это. Наверное, дело в её генеральской выправке.
Завидев меня, Фома спотыкается. Прикрывает глаза, будто испытывая облегчение, сбрасывает руку матери, покоящуюся у него на сгибе локтя, и шагает к нам с папой.
— Добрый вечер, Станислав Георгиевич.
— Фома… — кивает тот, переводя взгляд ему за спину на приближающуюся к нам стремительным шагом генеральшу.
— Вы не против, если я украду у вас Женю?
— Вообще-то, для начала не мешало бы выяснить, куда ты ее втянул.
— Он втянул? — взвивается мать Фомы, а тот, напротив, отмахивается:
— Потом. Жень, пойдем!
— Никуда ты не пойдешь, пока мы не поговорим, — рявкает генеральша.
— Мам, ты помогла — окей, спасибо. Дальше я сам. Все, пойдем…
— Какой сам?! Опять в бои свои подашься?! Я не позволю! Слышишь? И если мне для этого придется прикрыть все эти богадельни к черту, я это сделаю! Ты меня знаешь.
Не обращая никакого внимания на угрозы матери, Фома решительно тащит меня вперед. Бедная моя голова.
— Думаешь, она могла бы? — мямлю.
— Что именно?
— Выполнить свою угрозу?
— Наверное. — Феоктистов резко останавливается и принимается вертеть головой в попытке сориентироваться в пространстве.
Вот это да. И что? Ему плевать, что из-за него могут пострадать ни в чем не повинные люди? Тот же Ллойд, бизнес которого напрямую связан с организацией боев.
— Куда мы направляемся?
— К твоему дому. Возьмем машину.
— Зачем? — хлопаю глазами.
— Надо забрать вещи из квартиры Милены, пока та кантуется в ментовке.
— Боишься, как бы она не выбросила их в окно?