А потом я проснусь

Вообще-то про покупку вещей для нее я действительно подумал. По крайней мере, в случае, если решу взять ее собой на тусовку. И не потому, что мне неудобно за то, как она выглядит. Что-что, а выглядит она на удивление прекрасно в любом прикиде. Скорее для того, чтобы ей самой было комфортно. Все же местные клубы — это далеко не Иркутск.

— Причем тут бомжиха, Ярослава? — я стараюсь говорить как можно мягче, чтобы не потерять установившийся контакт между нами. — Просто не хочу волноваться за тебя. В каком-то смысле ты моя гостья, поэтому я чувствую ответственность…

— Не надо, — отрезает она. — У меня есть деньги. На неделю проживания хватит.

Поняв, что спорить с ней бессмысленно, я запихиваю купюры обратно в кошелек. Чайка, блин. Смешно вспомнить. И где же она планирует питаться со своими накоплениями? Кухни в ее номере не предусмотрено. Шаурму в ларьках покупать? Надо по пути в «Маттео» вместе заехать поужинать. А как быть завтра, решим.

— Я пить хочу, — неожиданно говорит она, глядя себе под ноги. — Где можно воды купить, так, чтобы недорого? Я посмотрела — здесь кругом цены втридорога.

Мне хочется сказать ей, что сто рублей за бутылку воды в вендинговом аппарате — ерунда в сравнении с тем, сколько она будет стоить в том же «Маттео», но вовремя останавливаюсь. Это для меня ерунда, но не для девчонки из северного городка, воспитанной бабушкой и брошенной идиотами-родителями.

— Я тоже пить хочу. Сейчас куплю. А ты чего в самолете поскромничала, когда напитки разносили?

— Я не скромничала, а выпила один стакан.

Я невольно улыбаюсь. Один стакан она выпила. Смешная.

— Могла еще один попросить, если хотелось. Это не возбраняется.

Ярослава предпочитает отмолчаться, и только ее пальцы, теребящие края футболки, говорят о том, что она смущается.

— Жди здесь, — командую я, передавая ей ручку своего чемодана. — Сейчас вернусь.

Оплатив две бутылки воды, я собираюсь вернуться к ней, но вместо длинных загорелых ног, обутых в голубые «конверсы», взгляд падает знакомую фигуру, облаченную в серый костюм. Внутренний голос раздраженно рявкает «Какого хера?».

Посреди зала аэропорта и всего в нескольких метрах от Ярославы стоит отец собственной персоной. Вид недовольный, как и всегда — будто весь мир задался целью его раздражать. Чуть поодаль возвышается охрана — куда же без них?

Я бы и рад думать, что приехал Георгий Сергеевич ради встречи кого-то более именитого, но, судя по требовательному взгляду, он по обыкновению наплевал на мой вчерашний разговор с матерью и решил лично препроводить меня в родительское гнездо.

Заметив, что я смотрю поверх ее головы, Ярослава встревоженно озирается. Ей действительно не позавидуешь. Через каких-то пару секунд ей придется познакомиться с моим отцом.

Я поднимаю руку, давай понять, что его заметил, и быстро иду к ней. Нужно предупредить, чтобы не сильно удивлялась.

— Здесь мой отец. Решил устроить сюрприз, — успеваю шепнуть я до того, как он и его депутатская свита приблизятся, и говорю уже громче, с иронией. — Здравствуйте, Георгий Сергеевич. Какая неожиданная встреча. Вы здесь по делам семейным или государственной важности?

Отец недовольно кривит лицо, давая понять, что не приветствует мои остроты и, молча пожав протянутую руку, поворачивается к Ярославе.

— Это моя подруга из Иркутска… — представляю ее я и невольно обрываюсь, когда замечаю ее стремительно бледнеющее лицо. Я далеко не физиономист, но то, что я на нем вижу, уж слишком напоминает самый настоящий ужас.

— С тобой все нормально? Или душно? — называю первую пришедшую в голову причину такой реакции. — Это мой отец, Георгий Сергеевич. Решил устроить сюрприз и встретить меня без предупреждения.

Ярослава кивает и еле слышно выдавливает из себя «здравствуйте». Она все еще выглядит потерянной, но, покрайней мере, уже не белой, как полотно.

Отец смеривает ее оценивающим взглядом с ног до головы и, ничего не ответив на приветствие, кивает на раздвижные двери выхода.

— Пойдем. Если планы есть — отмени. Мама ужин приготовила.

Казалось бы, три недели — достаточный срок, чтобы отдохнуть душой и не реагировать на его замашки самодержца так остро. Но нет же: под кожей гуляет тот же зуд, что в тот день, когда я покидал родные пенаты. У отца есть потрясающее свойство вызывать во мне неконтролируемую злость и бессилие. Он прекрасно знает, что я не сцеплюсь с ним посреди зала аэропорта, да еще и при Ярославе. Слишком он, блядь, меня хорошо воспитал.

— Как ты смотришь на папино предложение? — заштукатурив злость безмятежной улыбкой, я приобнимаю Ярославу за плечи. — Я все равно хотел пригласить тебя куда-нибудь на ужин. А мама, вернее, ее домработница прекрасно готовят.

Разыгрывая этот спектакль, я сильно рискую с учетом взрывного характера Ярославы. Это хорошо воспитанные снобы, вроде нас с отцом, могут внешне соблюдать приличия, втайне желая друг друга убить. Она такими рамками не скованна. Если захочет убить — просто постарается это сделать.

— А как же отель? — переспрашивает она с запинкой.