А поутру они проснулись...(ЛП)

Гермиона тут же оказалась на нем, но так и не опустилась. Она ждала, готовая сделать это в любую секунду, и пристально вглядывалась ему в лицо. Какое-то время он еще пытался выдержать ее взгляд, но потом нетерпеливо толкнулся навстречу. А она лишь легонько провела пальцами по его телу и, едва дотрагиваясь, очертила соски, погладив их. Ощущения казались неземными! Малфой невольно опустил глаза вниз — он был уже готов вкусить ее.

Помогая себе рукой, Гермиона коснулась кончиком члена входа во влагалище. Люциус резко вздохнул, пытаясь успокоиться, но решил ничего не предпринимать. Пусть! Пусть сама решает, что и как. Закусив губу, Гермиона провела головкой по клитору… Который был уже набухшим от ожидания… От предвкушения его! От одной этой мысли можно было задохнуться. А Люциус по-прежнему пытался сдержаться, старался, что есть сил, даже услышав ее короткий чувственный выдох.

— Пожалуйста. Доведи уже начатое до конца… — терпение все же подвело.

Да! Люциус знал, что она тоже хочет этого. Нет, не хочет — жаждет. Так же мучительно и болезненно, как и он… И не мог оторвать глаз от завораживающего зрелища, открывшемуся сейчас его взору — он медленно, но верно проникал… скользил в это сочащееся для него тело. Тело именно этой женщины. Тело, сочащееся именно для него. Она опустилась еще ниже, все еще раздвигая складочки пальцами, и чувствуя, как мышцы ее растягиваются все больше и больше. Да — вниз и вниз, так медленно, что Малфою хотелось кричать от восторга и ярости одновременно! А, потом, наконец, он оказался в ней — полностью. Гермиона слегка расслабилась и тихонько качнула бедрами, будто усаживаясь на нем удобней. Куда еще удобней!? Малфою казалось, что быть в ней глубже уже невозможно… Дыхание снова замерло от выражения искреннего наслаждения, так явно читавшегося сейчас на ее лице.

— Я сейчас словно чувствую всего тебя… Господи, Люциус, мне даже больно от этого! — различил он еле слышный шепот.

Малфой тут же инстинктивно дернулся, пытаясь приподнять ее с себя, чтобы пресечь «неприятное ощущение», но Гермиона вцепилась в его руки ногтями, не позволяя ему сделать это.

— Не надо, мне нравится эта боль. Ужасно нравится. Я хочу чувствовать ее, ощущать тебя в себе…

Медленно, очень медленно она начала подниматься, и затаивший дыхание Люциус жадно наблюдал, как дюйм за дюймом он выскальзывает из ее тела. Потом она остановилась и так же медленно опустилась на него снова. Прикрыв глаза, она подняла руки к груди и зажала соски пальцами. Он мог видеть, как они напряглись и покраснели! О… зрелище было невероятным! Постепенно набирая скорость, Гермиона продолжала двигаться.

Это был мерный, устойчивый, постоянный ритм, выбранный именно ею. Малфой потянулся и дотронулся подушечкой большого пальца до набухшего комочка, заключенного сейчас между их телами. Резко выдохнув от его прикосновения, Гермиона опустила руки и откинулась назад. И оба застонали от удовольствия, ощутив совершенно иную волну наслаждения. Мысли смешались. Только ритм, только жар, только нарастающие волны удовольствия и увеличивающаяся с каждым толчком скорость. И вот, мышцы ее уже конвульсивно сжимаются, обхватывая его еще тесней, хотя тесней, казалось бы, и нельзя.

— Давай же. Прошу тебя. Хочу видеть, как ты кончишь, — почти умоляя, выдохнул Малфой, и палец его задвигался еще быстрее.

Он видел, как Гермиона мучительно пытается сфокусировать на нем взгляд и как все ее попытки раз за разом кончаются неудачей. А уже через мгновение хриплый крик наслаждения сорвался с ее губ, и Люциус почувствовал, как влажное и горячее влагалище словно закипает от наступившей разрядки. Сдержаться не получилось и, резко приподняв бедра, он глубоко толкнулся в нее. Глухой мужской стон, больше похожий на рычание дикого зверя, раздался в тишине гостиничного номера.

А потом случилось то, чего никто из них, пожалуй, не ожидал. Они впервые не отпрянули и не попытались сбежать друг от друга, полностью отдавая себе в этом отчет. И когда Гермиона склонилась к нему, блаженно улыбаясь, у него вдруг непонятно от чего предательски зачесались глаза. Правда, думать об этом, отвечая на ее поцелуй, оказалось невозможно.

Казалось, прошла целая вечность, а они все лежали в обнимку, целуясь, и ласково поглаживая друг друга.

Наконец, она заговорила.