…А родись счастливой

…В кресло опять сел полковник Орлов, долго рассматривал её отражение в зеркале, потом попросил открыть стоящий у него на коленях уклеенный картинками рундучок. Она нажала на блестящую кнопочку, рундучок открылся с медленным красивым перезвоном, и из его бархатной глубины поднялся… тяжёлый ржавый якорь.

— Какой же это якорь надежды? — спросила она. — Его надо чистить…

— Это не он. Это Судьба вон тех ребят, — кивнул полковник на два комка, закрытых простынями, в углу комнаты. — Якорем он станет, когда вы возьмёте его отсюда и встанете между ними.

— Я не подниму его. Он такой тяжёлый.

— Он тяжёлый для них. Для вас — вполне по силам. Он и для них будет легче, если вы зацепите их и поведёте.

— Куда мне их вести?

— Вон туда, — показал Орлов на открытое окно, за которым было высокое небо с тёмными кучевыми облаками.

— Там им будет холодно. Солнышка-то нет.

— Солнышко будет, когда вы поведёте их за собой. У вас должно получиться.

Она попробовала поднять якорь. Верно, совсем не тяжёлый. Перенесла его в комнату и поставила между комками, покрытыми простынями. Ржавчина тронулась медленно сползать с якоря, а простыни только чуть открылись, обнажив две пары испуганных, страдающих глаз.

— Я принесла вам Якорь Надежды. Пойдёмте вместе, выпустим солнце из облаков!

— Нет. Ты принесла нам Отчаяние. Его стало больше, чем у нас было.

— Ну, давайте попробуем вместе раздвинуть облака…

— Чтобы у нас появились силы идти за тобой, ты должна полюбить нас такими! — Простыни слетели с комков, и она увидела двух взъерошенных крупноглазых парнишек в нижнем белье. У одного рукава рубашки болтались прямо от локтей. У другого — один рукав висел от плеча, и была пуста от пояса порточина кальсон. — Ты, как все, будешь нас только жалеть! — И пустой рукав взлетел, чтобы лечь ей на плечо. Она дёрнулась от него и открыла глаза.

Перед ней стояла соседка по квартире:

— Ты чего тут развалилась не на своём месте? Или мы опять поменялись комнатами?

— Извини, я задремала. Смотрела твою передачу… И уснула.

— Ты свою сначала сделай, чтобы спать на ней!

— Извини! — И Люба ушла к себе комнату.

Быстро уснуть не получилось. В голове толпились Кольчугина… полковник Орлов… обрубленные войной мальчишки, требующие полюбить их… Жорик, тягуче просящий не делать этого и не уходить из их гримёрки…

Утром, сбивчиво соображая с чего начать разговор, Люба дожидалась прихода Леонида Петровича в коридоре возле дверей его приёмной. Мимо в приёмную входили люди. Многих она уже знала. Они здоровались, спрашивали: «Чего стоим?», предлагали пройти вперёд. Она кивала и оставалась на месте. Остановился перед ней и Леонид Петрович и тоже спросил:

— Чего стоим?»

— Я к вам…

— Ну, проходим, — предложил он и открыл перед ней дверь.

— Вы знаете… — заговорила она, оставаясь на месте. — Вчера была Надежда Кольчугина из Великогорска…

— Видел. И что?

— Она предложила мне стать у них ведущей…

— Молодец. А вы?

— Я не знаю, — растерялась Люба.

— И я не знаю за вас.

— Мне неудобно… Вы меня так приняли…

— Ну, и там, я думаю, примут не хуже, если приглашают. Ведущий — это новый уровень. Я бы согласился. Студия хорошая. Поработаете там, набьёте шишек, наберётесь опыта… И к нам вернуться — никогда не поздно. Кольчугинцы у нас уже, по-моему, есть. И вам, с вашими задатками, не всё же сидеть в подстрижорах. Успехов! Василию Семёнычу я сейчас скажу, если вы меня отпустите на планёрку, — улыбнулся Леонид Петрович и стал боком встраиваться в дверь.

— Ой, извините, спасибо! — сказала она ему вдогонку и, как школьница, только что сдавшая на пятёрку страшный экзамен, едва ли не вприпрыжку побежала к себе на этаж.

— Эй! Чего я вам сейчас скажу! — огорошила она Жорика и Наташку и плюхнулась в своё рабочее кресло.

— Замуж выходишь? — спросила Наташка.

— Ага!.. За — новую работу! Леонид Петрович отпускает меня в Великогорск.

— Любочка! Вы что? Где Москва и где Великогорск? Вас Слава Зверев звал к себе в салон! Где вы ещё найдёте такое в своём Свиногорске?

— А я и искать не буду. Меня же Кольчугина пригласила работать ведущей программы! Правда, не знаю пока какой… Главное — это эфир, Жорик!

— Эфир, кефир — какая разница?.. Хотя, конечно, пудрить людям мозги, светясь на экране, это не голову в тазике мыть…

— Плешивые головы это наш с тобой удел, Жора, — сказала Наташка. — Ни на что другое мы рожей не вышли…

— Ну, что вы такое говорите, Натали!

— Говорю, что думаю. Иди, подруга, иди! Устроишься — нас позовёшь, если там, конечно, копейка покрепче.

— Обязательно. Я уже так привыкла к вам.

— За меня не говори, Натали! Я здесь на виду у таких людей! А там?..

— Великогорск — очень большой город! И студия у Кольчугиной на первом месте не только в городе, — заступилась Люба за будущее место работы. — Потом Леонид Петрович сказал, что и сюда я смогу вернуться…

Глава 24