А Роза упала… Дом, в котором живет месть

— Силы у вас есть, — настойчиво продолжила она через паузу, регулируя скорость вливания в труднодоступные старухины вены живительного фарм-коктейля, — а вставать отказываетесь… Сидеть отказываетесь. Разговаривать отказываетесь. Что-то еще отказывались делать. Памперсов себе затребовали… Глупость какая! Это нам еще зачем — памперсы?

В дверь просунула лохматую голову Розка, третья, младшая и наименее нелюбимая дочь Розалии Антоновны. Юля подозревала, что хоть как-то терпеть дочерино присутствие старухе помогают их одинаковые имена. Все, относящееся к себе, Розалия Антоновна считала идеальным — по определению.

— Это Лилька натрепала, жопа шерстяная, — помолчав какое-то время, отозвалась Розалия Антоновна, не открывая глаз, — нажа-а-аловалась, курица яйцеголовая. Не имею ни малейшего желания выходить из этой комнаты. Равно как и общаться с толпой этих жирных родственных червей. А если я не имею желания что-то делать, то и не делаю. Как правило. Имей это. В виду, разумеется. А Лильке, сучке толстобрюхой, скажи, чтоб оставила свою вредную привычку вообще ко мне заходить. Так мне угодно. Это все. Оставь меня сейчас. Устала. И еще. Что там с компьютером моим? Починили, нет? Этим дубоголовым овцам ничего невозможно доверить. Узнай ты, прошу. И пусть сразу принесут, жопени-то целлюлитные порастрясут…

Розкина голова испуганно исчезла. Судя по всему, компьютер починен не был.

Юля встала с удобного мягкого стула с гнутой спинкой. К яркой и специфической речи своей пациентки она привыкла, изначально считая умение изящно ругаться определенным видом искусства. В устах старухи оно становилось боевым.

На сегодня все обязанности были выполнены. Разве что поправить плотную штору, равномерно распределить ниспадающие каскады складок, потереться щекой о мягкий бархат… Высокое «французское» окно выходило в Сад, который был прекрасен всегда — и тягучим, как абрикосовое варенье, августовским днем, и бесконечным белоглазым февральским вечером, и нежно намекающим о начале осени сентябрьским утром. Сейчас же — короткая пауза между грязным снегом и опавшими листьями — Сад вообще напоминал рай. В Юлином представлении. Большой, роскошно запущенный, сочетающий, казалось бы, несочитаемые вишни и липы, яблони и каштаны, кусты сирени, жасмина и диких роз. Сад завораживал Юлю, сводил с ума, превращал в язычницу, древопоклонницу. Полгода назад, приехав осматривать свою непростую пациентку (типовое объявление в газете «Из Рук в Руки»: семья воспользуется услугами опытного врача для профессионального ухода за больной женщиной), она влюбилась в старый Дом и старый Сад. Упала в любовь — кто-то так говорит, идиоматическое выражение, наверное, шалуны-французы, определенно они. Юля стыдливо поморщилась. Она приезжала на свидания к Саду, изнемогая от любви, а бедная, трудновыносимая Розалия Антоновна являлась досадной помехой романтическим встречам.