"Знаем мы это про вас и без вас, pater conscripte [отец сенатор (лат.).]", — подумал я.
— Как бы то ни было, они любопытны, как и все, относящееся к Грибоедову, как все живые и мертвые о нем материалы.
— Кстати, о живых материалах, — начал Жандр. — Вам надо познакомиться здесь с несколькими лицами, которые могут порассказать вам кое–что о Грибоедове, например, с Иваном Ивановичем Сосницким. Это прелюбопытный человек, — он много на своем веку народу перевидал, и, как человек умный, перевидал не без толку. Я знаю, что они были знакомы с Грибоедовым.
— Я имел это намерение.
— Да еще познакомьтесь с Петром Андреевичем Каратыгиным. Этот человек будет вам полезен в другом отношении: отец его, Андрей Васильевич, был более 30 лет режиссером при театре, собирал и хранил афиши всех спектаклей, – это вам для истории представлений грибоедовской комедии.
— Благодарю вас, Андрей Андреевич, за эти указания. Вы, в свою очередь, вероятно, поинтересуетесь видеть один из принадлежащих мне портретов дяди и его "Черновую тетрадь".
— Об этом нечего и спрашивать.
— Эта "Черновая" — сущий клад: чего и чего в ней нет! И путешествия, и мелкие стихотворения, и проекты; два отрывка из "Грузинской ночи", ученые заметки, частные случаи петербургского наводнения.
— А, — сказал Жандр при последнем моем слове, — это любопытно: я знаю, что Грибоедов ездил осматривать Петербург после наводнения с тогдашним генерал-губернатором Милорадовичем.
— Как, с Милорадовичем? — спросил я с видимым удивлением и нисколько не думая скрывать невольную улыбку.
— А... вы смеетесь, — заметил мне Жандр, тоже улыбаясь.
— Да и вы смеетесь, ваше превосходительство.
— Стало быть, вам многое на этот раз известно?
— Не только многое, но все, да еще с такой подробностью, какой вы не ожидаете.
— Я предполагал, что Грибоедов с Милорадовичем были враги из–за Телешевой.
— Нет, они были только соперники [26].
— Впрочем, счастливым был дядя: он об этом, совсем не церемонясь, говорит довольно подробно в своих письмах к Степану Никитичу. Некоторые строки заставили меня препорядочно хохотать. А хорошенькая была эта Телешева. Знаете ли, Андрей Андреевич, что она представляется мне каким–то скоро пронесшимся, но блестящим метеором в судьбе моего дяди, чем–то чрезвычайно поэтическим и невыразимо грациозным.
Тут Жандр посмотрел на меня не без удивления: я говорил очень серьезно.
—Да откуда, – начал он, наконец, — знаете вы, что Телешева была хорошенькая?
—Прехорошенькая, хоть она и насолила мне.
—Это еще что такое?