А. С. Тер-Оганян: Жизнь, Судьба и контемпорари-арт

Взяли и друга, белобрысого немчика в очках. Забили, зашмалили и обкурились, как сволочи. Но и опять результат оказался не в нашу пользу: никакой потери человеческого облика со стороны немцев не наблюдалось, они сидели важные, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, и только что в тетрадочку не записывали результаты наблюдений. А вот с нашей стороны как раз потеря человеческого облика очень даже наблюдалась, даже и вспоминать неохота.

В конце концов Тер-Оганян А.С. предложил: нужно его стеклоочистителем попробовать!

Это была хорошая идея, стеклоочистителя немчура, пожалуй, наверно все же бы не осилил.

Но пить стеклоочиститель нам и самим очень не хотелось без крайней нужды, так что пришлось смириться, признав, что ничтожный и тщедушный немчик нас перепил.

Такова сила немецкого пьянства, виденная автором этих строк своими собственными глазами.

Впрочем, с Ральфом мы ссориться из-за этого не стали, а все равно дружили, и даже впоследствии, в 1990-е, некоторые из ростовских людей посещали его на его германской родине.

Что до шнапса как такового, Тер-Оганян его пил, будучи в Германии. Но суждения о нем не имеет:

— Просыпаюсь утром — все караул, помню только, что куда-то ночью ехал в такси. Под кроватью пустые бутылки, на одной из них написано — шнапс. Следовательно я его пил. Но каков он на вкус, что это такое вообще — не помню!

Шопенгауэр

До чего дошел — говорил Тер-Оганян А.С., указывая на книжку, лежащую на тумбочке. — Шопенгауэра читаю!

— Вот и я то же самое думаю, — подхватывал автор этих строк, искренне не понимающей вдруг пробудившейся у Т. к сорока годам тяги к философии. — Ты художник, или кто? Ну так красить нужно, а не теории разводить!

— Ну, нет, — не согласился Т. — В том-то и дело, что сначала нужно понять, что именно нужно красить, а уж потом …

Шуфутинский

И вот: Тер-Оганян является большим любителем творчества этого эстрадного исполнителя. И Шуфутинского, и всего остального в этом духе — Петера Лещенко, Аллы Баяновой, Вилли Токарева и так далее, и так далее. И накопил огромное количество записей подобной музыки (и даже — еще и сербских и черногорских исполнителей аналогичной направленности, записи которых он понапривез из Югославии, где был с выставкой), и, выпив водки, он их обязательно заводит и очень радуется.

— Как тебе может эта мерзость нравиться? — удивлялся я. — А я еще рок дешевкой ругаешь! — укорял я его.

— Напротив, — не соглашался он, — странно, как это тебе такая музыка не нравится. Ведь ты же патриот, ты тогда должен это любить: это ваша русская народная музыка, — отвечал Оганян. — Другого вы не сочинили. В XVII, конечно, веке, может и были какие-нибудь «гой-еси», но в последние сто лет — извини, только такое.

И мне нечего было ему возразить. Не на Прокофьева же с Шостаковичем, не на «Зоопарк» же с «Центром» мне было указывать!

Шуфутинский и прочая «мурка» — такова, действительно, наша русская народная музыка, которую русский народ единственную добровольно любит, причем даже подпольно, когда она была запрещена.

Такова горькая правда земли, которую приходится признавать.

Эккерман

Говорят, есть такой немецкий автор, написал книгу «Разговоры с Гете». Много лет он за Гете всюду ходил, все его высказывания обо всем на свете записывал, а потом это издал. Недавно появилась такая книга и о Бродском, ее составил, точно не уверен, но кажется, С.Волков — и, очень, кстати говоря, книга интересная.

В каком-то смысле, и мое сочинение есть что-то именно такого рода: по большей части я пересказываю мнения и высказывания Тер-Оганяна А.С. о разных явлениях — ибо они мне представляются заслуживающими внимания.

Правда, в отличие от скромного Эккермана, я себе позволяю порою высказать и собственное мнение относительно оганяновских суждений — не все этому рады. Всеволод Лисовский (не тот! не тот!), наш общий с Оганяном ростовско-московский друг (см. Лисовский Вс.) например, прочитав эту книгу в рукописи, высказал неудовольствие: «Получилось не столько об Авдее, сколько об «авторе этих строк».»

Ну, не знаю…

«Экспериментальное искусство»

Термин 1960-х, которым тогдашние прогрессивно мыслящие критики пытались оправдать существование авангарда в глазах властей — да и самих себя. Мол, конечно, это все, конечно, дичь и ерунда — но немножко все-таки полезная, ибо в ходе занятия этой дичью и ерундой изобретаются художественные приемы и методы, которые затем можно применять в искусстве «нормальном».