А «Скорая» уже едет (сборник)

Я снова пытаюсь его поднять, но бомж проявляет завидно упорство и так пихает меня ногой, что я едва не падаю. Все, на этом игры в гуманность заканчиваются.

– Помоги, – мотаю я головой стоящему и с любопытством взирающему на происходящее мужику. После чего заламываю руку лежащего за спину, заставляя его взвыть по-звериному. Отдыхающие в «Картахене» разражаются негодующими воплями с балкона. А вы как думали, ребята? В мужике килограмм сто веса, во мне – восемьдесят четыре. Не дотащу я его просто-напросто. А так он уже сам горит желанием идти со мной хоть на край света, потому что в противном случае обзаведется переломом лучевой кости. Встречавший мужик поддерживает его сбоку, пока мы помаленьку ковыляем к машине. Офелия, доставая их чехла тонометр, шлепает следом, вполголоса бормоча ругательства. Спешащие домой прохожие останавливаются, привлеченные необычным видом оказания медицинской помощи.

– Вы что же это с человеком делаете, изверги? – вскрикивает какая-то ярко накрашенная дамочка, брезгливо морща носик.

– А ты забери его себе! – я мгновенно поворачиваюсь и толкаю бомжа в ее сторону. Дамочка отпрыгнула не хуже испуганной серны. – Ну, куда побежала? Забери, мужик ведь еще не на пенсии! Отмоешь, накормишь, поселишь у себя, а?

– Да пошел ты… – доносится в ответ. Сама благодетельница стремительно удаляется, то и дело оглядываясь. Словно боится, что я и впрямь увяжусь за ней с моим подопечным.

– Бмэээ… нах…ибб-блээ! – внезапно прорезается голос у «больного». Я успеваю отвернуть его лицо от себя, и струя рвоты, рассыпая вокруг вонючие брызги, ударяет в борт машины. Внутри Гена разражается матюками. Господи, мне бы его проблемы! Ему мыть машину – это окатить ее из шланга. А вот если этот товарищ споет свою эзофагогастральную арию в салоне…

С горем пополам вытерев остатки желудочного содержимого с грязных усов и бороды, мы с помощником водворяем протестующего бомжа на носилки.

– Спасибо, дружище!

– Да какие вопросы… эта, доктор? Ты мне того, спиртом не поможешь? Трубы с утра горят…

Ладно, все же мужик, в отличие от мычащего большинства, оказал реальную помощь. Хоть и алкоголик. Я оглядываюсь на Офелию, которая, свирепо рыча, натягивала манжету тонометра на руку бомжа, и отдаю мужику резервный флакон со спиртом. Спишу потом на кого-нибудь.

– Спасибо, командир, – мужик исчезает.

Я захлопываю дверь и принимаюсь помогать врачу, снова заламываю руку сопротивляющемуся клиенту, пресекая его ненужную двигательную активность, и мельком глядя на пляшущую стрелку манометра. Увы, АД в пределах нормы, с поправкой на алкогольное опьянение.

– Ну и что с ним делать? – устало спрашивает Офелия, вынимая из ушей дужки фонендоскопа.

Вопрос хороший. Анамнез заболевания[25] практически отсутствует, соматически его состояние далеко от катастрофического. По крайней мере, далеко от того, чтобы этого товарища положили хоть в какой-нибудь стационар. Даже стандартная и часто практикуемая «гипотермия»[26] не пройдет. Отвезем мы его в ту же самую «тройку» с надуманным диагнозом – и его через полчаса вышвырнут на мороз. И загнется человек.

– У тебя что-нибудь болит? – громко спрашиваю я, тряся его за плечо. – Руки, ноги, уши, глаза?

– Нееее… – мутно отвечает бродяга.

– Жара нет? – включается Офелия. – Температуры? Ну?!

– Нее… нах… ничё!

Мы дружно вздыхаем. Дохлый номер.

– Слушай, может завезем его куда? – угрюмо предлагает Офелия. – И пусть чешет.

Да, так порой и делаем, не надо округлять глаза. Когда вызывают к таким вот приболевшему, вокруг наседает толпа, а госпитализировать его абсолютно не с чем, бригады, случается, завозят таких вот подальше и выгружают. А в карте оформляют устный отказ больного от помощи. Тактика, перенятая в свое время у ППС.

– Жалко, – вздыхаю я. – Замерзнет он ночью. Слышишь, братец, тебе ночевать есть где?

С пятого раза мой вопрос доходит, он мотает головой. Впрочем, и так понятно, что негде. Мы с врачом молчим.

– Ну что, доктора, едем куда, нет? – интересуется Гена в окошко.

– Рот закрой!! – мгновенно реагирует Офелия. – Я тебе щас покомандую, сопляк!!

Гена мгновенно закрывает и рот, и окно, исчезая за переборкой.

– Офелия Михайловна.

– Да!

– Его рвало. И у него рана на брови, видите?

Действительно, левую бровь бедолаги украшает корка давно запекшейся крови.

– Это ссадина, – раздраженно отвечает врач. Она уже вся поняла. – Где там рана! Да и зрачки… Клинику откуда взять?

– Найдется клиника. Разрешаете?

Офелия, не отвечая, тяжело поднимается с кресла, открывает дверь и выходит на улицу.

– Смотри на меня, – приказываю бомжу. Одной рукой хватаю его за подбородок, поворачивая лицо к себе. – Тебя зовут-то как?

– Э?

– Имя свое назови!!

– Володя, – помолчав, довольно внятно отвечает бомж.

– Прости, Володя, – говорю я. И, коротко размахнувшись, бью его в лицо.