А тебе слабо?

Я вскидываю на него глаза и открываю рот. Нет, это невозможно, потому что если это правда, то со мной это впервые в жизни.

Надежда, которую я столько раз видела на лице Райана, вновь зажигается в его глазах. Неужели он знал это с самого начала?

– Скажи, Бет.

– Я тебя люблю.

Раньше произносить эти слова было очень тяжело, но сейчас всё стало гораздо легче. Я прерывисто выдыхаю.

– Неплохо, – говорит Райан. – Но это не всё. Скажи другое.

– Райан… – у меня пересыхает во рту, пот выступает под волосами. – Я боюсь.

– Я знаю, – он заправляет волосы мне за ухо. – Но всё хорошо. Скажи.

Его пальцы медленно скользят по моей руке, по перевязке, кончиками пальцев он прикасается к моей ладони. Тепло разливается по моему телу, оно зарождается в сердце и с кровью разбегается по жилам. От этого тепла рождается немыслимое ощущение, будто мои цепи размыкаются, и я освобождаюсь. Как будто плыву.

– Я тебе доверяю, – говорю я. – Я собиралась уехать с тобой, потому что я тебе доверяю.

Райан молчит, но легкая, добрая улыбка на его лице заставляет меня улыбнуться в ответ. Интересно, похожи ли наши улыбки? Я доверяю ему. Доверяю Райану. Это немного страшновато, но совсем не так, как я думала. Возможно, это и есть то начало, о котором столько твердил Скотт, – тот самый пресловутый чистый лист, с которого открывается новая жизнь.

– Было очень трудно? – спрашивает Райан.

– Да.

Райан снова дотрагивается до моих волос. Как будто ему необходимо убедиться в том, что я не призрак.

– Ты должна потихоньку учиться доверять себе.

Я откидываюсь назад, кладу голову на подушку рядом с головой Райана. Он медленно поворачивается. Наши лица так близко, что мы почти касаемся друг друга носами. У меня начинает болеть рука, и я знаю, что очень скоро сюда придёт Скотт, потому что он забил в свой телефон схему приёма моего обезболивающего.

– Ты не возражаешь, если я сначала подлечусь, а потом займусь давно забытыми эмоциональными проблемами?

Райан поворачивает голову, и я беззвучно ругаюсь. Похоже, мы ещё не закончили.

– Скотт сказал, что Исайя приходил к тебе в больницу? – начинает он.

Я киваю, хотя мне смертельно не хочется говорить об этом сейчас… и вообще когда-либо. Ной навещал меня несколько раз: однажды с Эхо и ещё пару раз один. Он сказал, что Исайя ходил туда-сюда по коридору, пока не услышал, что со мной всё будет в порядке, а потом уехал. Мой лучший друг уехал.

– Я подумал, мы должны об этом поговорить.

Я пытаюсь согнуть пальцы левой руки, но вспышка острой боли не позволяет мне сжать кулак. Я шиплю от боли, и Райан мгновенно придвигается ближе.

– Всё в порядке?

– Да! – огрызаюсь я. – Просто… просто я уже говорила тебе, что у нас с ним всё совсем по-другому.

– Я тебе верю.

Я хочу приподнять бровь, но морщусь, почувствовав, как натягиваются швы. Чёрт возьми. Кажется, я уже никогда не смогу шевелиться как раньше.

– Тогда зачем снова об этом говорить?

Райан делает глубокий вдох, и я понимаю, что этот разговор для него мучителен ничуть не меньше, чем для меня.

– Ты собираешься снова с ним видеться?

Нет. Да.

– Если он мне позволит. Но он уехал из больницы, даже не повидав меня. Я не знаю, что это значит. (Да и не собираюсь разбираться.) Да, конечно, я ещё увижусь с ним. Мы с Исайей друзья, и он должен это понять, даже если мне придётся взять дубину, чтобы вложить ему это в голову.

Райан выглядит так, будто разрывается между вздохом и улыбкой.

– И после этого ты ещё удивляешься, что я волнуюсь!

– И что это должно означать?

– Согласись, что жизнь, которую ты вела в Луисвилле, сильно отличается от здешней. Я боюсь, что до тех пор, пока у тебя есть куда и к кому бежать, ты снова это сделаешь, если здесь что-то опять пойдёт не так. – Райан перебирает пальцы моей левой руки, которые потихоньку начали разжиматься. – Всегда найдётся кто-нибудь, кому захочется нас осудить, и я никогда не смогу быть спокоен, если ты всё время будешь убегать.

– Больше никаких побегов, клянусь, – чтобы сказать следующие слова, мне придётся перешагнуть через свою гордость, а это причиняет почти физическую боль. – Ты был прав там… в Луисвилле… насчёт того, что у меня теперь есть жизнь в Гровтоне. У меня есть ты… и ещё Скотт, и Лейси в школе. Мне нравится то, какая я здесь.

– Мне тоже, – Райан говорит это так, как будто я только что подтвердила его правоту.

– Но нас с Исайей связывает так много, что я не могу его бросить. Я здесь. Душой. Сердцем. Телом. Гровтон – мой дом, но я никогда не брошу своего друга, тем более лучшего друга, – я смотрю на одеяло, на котором мы лежим. – Ты должен с этим смириться, потому что в этом я не уступлю.

Молчание. Через несколько секунд я осмеливаюсь взглянуть на Райана. Наконец он сдаётся.

– Хорошо. Он твой друг. Если ты доверяешь мне, значит, я тоже должен доверять тебе.

Я сбрасываю обувь, трусь пальцем ноги о его ступню. Это лучшее, что я могу сделать со сломанной рукой.

– Договорились. Я люблю тебя и… – я глотаю страх и произношу: – Я тебе доверяю.

– Здорово, – мышцы Райана заметно расслабляются, веки опускаются.