А у них была страсть

– Вы как в фильме. Вам еще надо маузер в руку и снимать сзади. Камера на вас сзади наезжает, и видны ваши плечи в шинели и дуло маузера, и вы говорите: «Мы должны расстаться!» – и стреляете. Потому что вы иначе не расстанетесь, милая моя… Вы уникальная пара. Таких нет. Чтобы два творческих человека вместе жили… Все только с завистью следят и ждут, когда же они расстанутся, а вы никак. А? Потому моя красавица и убежала, что на нее давило сознание, что я – есть. Я – художник. А она кто? Но вы-то есть! И то, что произошло, нормально. Должен быть какой-то выход злости, энергии. Да! Это из вас, может, злость так вышла на Писателя. Вы напишете кучу стихов. Как прекрасно! Мы устроим «последнее 16 декабря» еще раз…

– А как же Критик?

– А что Критик? Он будет переживать в холодном Питере. А-а-а, какой кайф! Будет ходить там голодный и переживать. Класс! Напишет какую-нибудь диссертацию о вас. Вам посвященную. Это же потряска! Слушайте, он молодой парень. Ну, он влюбился, а вам-то что? Смотрите, какие Вас любят. И гениальный писатель! И гениальный критик!

– Ладно, гениальный…

– Э, милочка, подождите. Этот мальчик лет через пять даст всем жару. Он еще молоденький, и его еще не пускают. Но ничего. Эти мальчики придут лет через пять и все перевернут. То, что сейчас там делают, уже не важно, уже не учитывается. Это по инерции. Уже новое поколение. И вы тоже лет через пять там будете. Тут приезжали всякие дамочки-искусствоведши – они, конечно, его за сумасшедшего там держат…

– Если он будет столько шмалить гашиша, то и станет им…

– Не волнуйтесь. Ему двадцать четыре года. Вы что, не шмалили в двадцать четыре года? Я же вас знал! Когда вы приехали. Вы были чокнутая, конечно. Вы, правда, и сейчас не совсем здоровы…

Они оба засмеялись тогда, и Женщина ушла. А теперь она шла вместе с Писателем от художника. Они купили кусочек на двести франков. Критику художник давал гашиш просто так. Потому что тот был здесь временно. А они – Писатель и Женщина – постоянно.