А утром пришел Фо…

Я кивнул на Сычева, который ложкой интенсивно загружал овес в свое ненасытное хлебало.

– Быку хоть настоящего дерьма дай – сожрет, – поморщился Антон. – Еще и добавки попросит.

Сережа Сычев, видимо уловив, что речь ведут о нем, на какое-то время перестал жевать, посмотрел по сторонам, потом быстро смел ложкой остатки каши и воскликнул:

– Шур, там хавки много?

– До фигища, – ответил дремлющий у плиты Шурович.

Сычев направился к баку за добавкой. Трошников еще раз с отвращением взглянул на свой ужин и тут же отвернулся.

– Кстати, Звереныш, меня ведь ты меняешь?

– Ну, – ответил я.

– Смотри не опаздывай, а то я, когда меня долго не меняют на посту, становлюсь сердитый. Будет как в том анекдоте: «Стой, стрелять буду!» – «Стою!» – «Стреляю!»

– Если промахнешься, тогда ты точно до конца службы из санчасти не вылезешь.

Я хрустнул костяшками пальцев.

– Я и так оттуда не вылезаю, – усмехнулся Трошников.

– Да уж, косарь ты у нас известный!

Из коридора раздался вопль Провина:

– Первая смена, строиться!

– Что, уже на пост? – проворчал Трошников, бросив взгляд на наручные часы.

– Я сказал, строиться! – снова пронеслось по караулке.

– Вот разорался, хренов командир… – Антон поднялся из-за стола. – Одно радует: несмотря на лычки, жрать Провину придется такое же дерьмо, что и нам. А я б на месте Шуровича ему в тарелку еще и настоящего дерьма всыпал, чтобы он весь караул из сортира не вылезал.

Я не стал напоминать Антону, что не прошло и получаса, как тот пытался сочувствовать нашему гнусному помначкару.

В комнате бодрствующей смены Трошников нырнул в бронежилет, надел кепку, развернув ее козырьком назад, поверх нее напялил каску.

– Витек, помоги, пожалуйста, броник застегнуть, – попросил он Агеева.

Разводящий подтянул лямки на бронежилете. И вдруг настороженно уставился на лоб Трошникова:

– Офигеть, Антон! Что это у тебя?

– Чего там? – Трошников испуганно провел по лбу ладонью.

– Ты как каску-то надел?

– А что? – Антон быстро сорвал каску с головы, внимательно осмотрел ее.

– Как ты ее надел-то? – усмехнулся Агеев. – У тебя же голова квадратная, а каска – круглая!

– Вот гад! – воскликнул Антон. – Ну все, ты попал!

И они принялись колотить друг друга по броникам кулаками.

– Первая смена, становись! – скомандовал Провин, с нескрываемым презрением взглянув на это ребячество. – Стоп! Почему наших караульных двое?

– А что, разве должно быть три? – воскликнул Агеев с деланым удивлением.

– Прекратите, товарищ младший сержант! – рявкнул Провин. – Я спрашиваю, где третий? Кто еще с первой смены?

– Действительно, кто же у нас идет на посты? – хихикнул Агеев. – Ведь в обязанности помначкара, наверное, не входит запоминать фамилии подчиненных… Жека, а мы точно в части никого не забыли?

Какое-то время Провин с молчаливой яростью смотрел по сторонам, видимо перебирая в голове фамилии тех, кто ехал с ним в машине. Его растерянный взгляд даже на секунду задержался на Сереже Сычеве. Тот равнодушно жевал, уставившись в потолок, видимо, пережевывал остатки овсянки. Я стоял в дверях и наблюдал эту сцену, с трудом сдерживаясь, чтобы не захохотать.

– В последний раз спрашиваю: кого нет? – не выдержал Провин.

– Ну да, запомнить девять имен сослуживцев – это ж надо обладать феноменальной памятью! – продолжал ехидничать Агеев. – Спроси у начкара. Быть может, он знает?

Конечно же, спрашивать у начальника караула Провин не рискнул. Он нервно взглянул на часы. И вдруг лицо его просияло.

– Рядовой Гриненко! – сказал он, заметив меня.

– А я-то тут при чем? – воскликнул я, с досадой подумав: «Ну вот, сейчас найдет крайнего!»

– Сходите к пульту связи. Там лежит список караульных. Принесите мне!

Я с облегчением вздохнул: пронесло! – и пошел к пульту. Но едва успел сделать пару шагов, сполна насладившийся беспомощностью помначкара Агеев меня остановил:

– Зверек, лучше позови Шура. Он из первой смены.

Я метнулся на кухню.

– Не спи, Андрей, зима приснится! – растолкал я все еще спящего у плиты Шуровича. И на его сонный вопросительный взгляд добавил: – Ты в курсе, что твоя смена уже на постах?

Тот еще посидел какое-то время, непонимающе глядя на меня. Наконец суть сказанного дошла до его дремлющего сознания, и Шур что было сил рванул в бодрячку. Нетерпеливо дождавшись, когда Шурович облачится в боевое, Провин чуть ли не строевым шагом отправился звать начальника караула.

– Командир, блин! – сказал Трошников, передразнивая его походку.

– Колян, как караул-то прошел? – спросил Агеев у сменяющегося разводящего, который молча стоял неподалеку и настороженно исподлобья глядел по сторонам.

– Да глючно как-то, – после паузы ответил тот, потирая воспаленные глаза. – Всю ночь кошмары снились. На постах народу вечно какая-то дрянь мерещилась. Серегу Варшавина даже с караула снять хотели – ночью так переглючило, что заявил: «Идите сами на свой хренов пост!»

– Чего это вдруг?