А в городе звёзд не видно…

Когда она почти сшибает его, кинувшись навстречу одним рывком, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, до сих пор в расстёгнутой куртке и действительно уже без шарфа.

Целует его порывисто, быстро, жадно — как за секунду до смерти. Прихватывает зубами нижнюю губу, но покорно уступает, поддаётся, расслабляется под давлением яростно врывающегося в её рот языка. И стонет, впервые так откровенно и без стеснения стонет, пока изящные пальчики управляются с молнией и стягивают с него верхнюю одежду.

Приходится оторваться от неё на несколько секунд, чтобы закрыть окно, но компенсацией за досадно упущенное время становится возможность поменяться местами и прижать её к подоконнику.

Так будет намного проще сделать то, что ему хочется.

Рухнуть перед ней на колени. Провести ладонями вверх по её ногам, обвести большими пальцами тазовые косточки, добраться почти до талии, и одним рывком стянуть колготки и трусы с бёдер, чтобы приложиться губами к лобку.

Она стонет, всхлипывает, но ещё находит силы кое-как снять с себя куртку и отбросить в сторону. Словно догадывается, что дальше ей будет уже не до этого.

А пальцы порхают по её ногам, поглаживают их, заранее обводят те места, к которым следом прижимаются губы, вырисовывая влажные узоры на покрытой мурашками, прохладной после улицы светлой коже.

Поцелуи спускаются вниз вместе с его ладонями, уже обхватившими оголённые щиколотки. И язык наконец добирается до тёмного пятнышка родинки над коленкой, пока он ставит себе на ноги сначала одну её ступню, а следом и вторую, чтобы полностью стянуть с неё колготки.

Он задирает голову вверх и ухмыляется, поймав её взгляд, неотрывно следящий за каждым совершаемым им движением. Напряжённый. Выжидающий. Затянутый мутной пеленой желания.

Она держится руками не за край подоконника, а сжимает в кулак подол своей скучной, чертовски приличной юбки, и дрожащими от возбуждения пальцами пытается незаметно приподнять его выше. Робко, боязливо. Балансируя на хрупкой грани покорности перед ним.

Это заводит, подстёгивает, распаляет ещё сильнее, хотя казалось, что сильнее просто не бывает.

Только он никогда не играет по правилам, даже если придумал их сам.

— Смотри, — улыбается и быстро расстёгивает молнию на юбке, падающей вниз в тот же миг, как её пальчики разжимаются.

И она смотрит. Как его лицо прижимается к животу, вздрагивающему от щекочуще-чувственного прикосновения к нему горячего дыхания. Как язык ползёт по коже от выемки пупка, извиваясь и петляя, и вслед за губами касается складок между её ног. Еле ощутимо, дразняще, словно ещё раздумывая над дальнейшими действиями.

Его выдержки хватает только на несколько нарочито сдержанных поцелуев, прежде чем рывком забросить её колено себе на плечо и провести языком ей между ног, слизывая выступившую влагу.

Под быстрыми ласкающими движениями его рта она отрывисто стонет и выгибается навстречу, полностью раскрываясь. И ладонью, зарывшейся в волосы, бесстыдно прижимает его голову ещё ближе к себе.

Язык скользит по горячей, набухшей плоти, самым кончиком мимолётно касается клитора, обводит его по кругу несколько раз и усиливает давление, принимаясь остервенело вылизывать в такт её сбившемуся дыханию, перемежающемуся со всхлипами.

Сладковатый мускусный запах пьянит и кружит голову, и он со странным удовольствием смакует незнакомый ранее вкус. Впивается в неё, чувствуя себя победителем от того, как отчаянно она извивается, неумело пытаясь помочь себе скинуть достигшее невыносимого предела напряжение, и сжимает, мнёт, тянет его волосы до боли.

И он охотно возвращает эту боль ей. Так стискивает пальцы на ягодицах, что ладони почти сводит судорогой, быстро прокатывающейся по всему её телу. Подтягивает ещё ближе к себе, не позволяя зажиматься и сводить ноги.

— Мне этого мало, — её слова легко вплетаются в грохот сердцебиения, от которого закладывает уши, и он отстраняется и поднимается, как под гипнозом, снова оказываясь напротив неё.

Ошалевший от желания, с подгибающимися, трясущимися ногами и совсем разучившийся дышать. С ноющим от боли членом, перепачканным её смазкой лицом и отвратительным трепетом в левой части груди.

Любовь — самое отвратительное, что с ним когда-либо случалось.

У неё не получается справиться с его рубашкой, и с очередным резким, судорожным рывком одна из верхних пуговиц отлетает и с издевательски-громким и весёлым звуком прыгает по полу.

А у него в голове крутится снова и снова «Мне этого мало», и не получается унять довольную улыбку от того, насколько прекрасна оказывается эта формулировка.

Где-то ровно на середине приличия и разврата.

Где-то на расстоянии тысячи световых лет от возможности снова уйти от неё.

Происходящее в комнате смазывается, расплывается, растворяется в шорохе снимаемой одежды и приглушённых стонах, в тёмных силуэтах, стремящихся навстречу друг другу. Ощущения теряются в похоти, сжигающей тела и управляющей ими.