А в мечтах ты моя

Ладно… Возможно, этого говорить ей не стоило. Вон, как потрясенно расширились ее глаза, как округлились губы. Обычно мягкие, а теперь обветренные и потрескавшиеся. Да. Скорее всего, это было лишним. Но Краснов – человек военный. А значит, прямой. Сказал, что думал, как отрезал. И, наверное, хорошо, что Дуня не рискнула уточнить, что конкретно он имел в виду. Потому как у него самого не было ответа. Пока еще не было. С уверенностью Семен мог судить лишь об одном – рядом с ним в безопасности она не была и близко. Слишком много всего в нем всколыхнулось в ее присутствии. Слишком сбитым с толку он себя ощущал. Слишком сильно его к ней тянуло. Слишком он ревновал. Ее. К другому. Тому, у кого по факту на Дуню было гораздо больше прав. Тогда как он потерял на нее все права еще на школьном выпускном. С тех пор, кажется, прошла не одна жизнь. Все кардинально переменилось. И только она, похоже, оставалась все той же. Маленькой, худенькой, деятельной и как будто снова его… Лежа с ней в одной кровати, он, стыдно признаться, фантазировал на эту тему. Да-да, он зажмуривался и представлял, что она – его. И что даже когда метель разожмет свои ледяные объятья, Дуня никуда с его базы не денется… И, черт возьми, какой же красивой была эта мечта! Какой манящей.

– Мне нужно вернуться к работе, – заметил сипло.

– Почему ты со мной не связался?!

Краснов застыл, так и не переступив порог. Память услужливо подбросила картинки из далекого прошлого. Она ведь о прошлом, не так ли? Выходит, и ее оно волнует? До сих пор? Поверить в это было сложно. И страшно. Семен неопределенно пожал плечами.

Почему? Ну, во-первых, потому что, после освобождения из КПЗ, никто и не подумал вернуть ему телефон. Прежний номер восстановить сразу не получилось. Да и на новый аппарат денег категорически не было. А впрочем, наверное, это глупые отмазки. Ведь при желании он мог попросить трубку у кого-нибудь из сослуживцев. Вряд ли бы ему отказали. А там разыскать контакты Дуни через общих друзей и попробовать с ней связаться было бы нетрудно. Как и найтись в тогда еще только набирающем обороты мире социальных сетей.

Правда же в том, что он не считал себя вправе снова лезть в ее жизнь. Семен и до этого не слишком-то в себя верил, а тут еще отец Дуни подлил масла в огонь. Расписал в красках, какие та получила травмы. Припугнул, что она вообще могла умереть. Не из-за болезни там или несчастного случая. А из-за агрессивного несдержанного придурка, в которого Дуня имела несчастье влюбиться. В общем, теперь уж Краснов это понимал, Андрей Викторович бил весьма прицельно. Сразу по всем болевым точкам того запутавшегося в себе парня, которым он, несомненно, был. И если раньше отец Дуни довольно осторожно намекал на то, что рядом с Семеном его дочь не ждет ничего хорошего, то теперь, вроде как получив тому подтверждение, он не сдерживался. И добивал изощренно, с особой жестокостью, проходясь снова и снова по его и без того незаживающей от разъедающей ее вины ране.

– Думал, так будет лучше.

– Для кого?

– Для тебя.

– Ты ошибался. Я чувствовала себя преданной. И брошенной. Никогда в жизни мне не было так плохо.

– Я чуть тебя не убил! – рявкнул Семен, но вышло… как-то устало. Он уже и сам не знал, зачем вновь и вновь возвращался к этому. Скорее всего, для себя. Да-да, чтобы себе напомнить, почему поступил именно так, ведь чем больше проходило времени, тем сильнее он сомневался, что поступил правильно.

Может быть… Ему нужно было бороться? За себя. За нее. За них.

– Это был чертов несчастный случай! Я никогда тебя не винила. Господи, да ничего такого и не произошло.

– Ты провела в коме…

– Каких-то несколько часов!

Краснов вскинулся. Холодок прошелся затылком.

– Что?

– Пару часов! Невелико дело.

Семену сказали другое. И он поверил. Почему-то прямо сейчас ему хотелось рвать и метать. Крушить все, что попадётся под руку. Но главное, ему очень хотелось заглянуть в глаза одному мужчине… Хотя, господи, ну, что это меняет? Час она провела в коме или неделю?