А. З.

А. З.

~ 1 ~

В скупых лучах закатного солнца зеленел бескрайний лес. Над верхушками сосен, нарушая тишину, летел вертолёт, построенный ещё в советское время, но до сих пор используемый в поисково-спасательных операциях. Экипаж из двух человек совершал дежурный облёт заповедника.

Пожар дождливой весной — большая редкость. В детском оздоровительном лагере походов не предвиделось. Охота в этом районе запрещена. А потому Максим смотрел не в окно, а на карту и слушал болтовню пилота с позывным Стрекоза.

Сорокалетнего Серёгу Стрекозу в отряде недолюбливали за его казарменные и зачастую жестокие шутки. А тот из кожи лез, чтобы обрести авторитет среди товарищей. В отличие от Серёги, Максим держался в коллективе обособленно и не страдал от одиночества: шумную и весёлую компанию ему заменил молчаливый лес. К нему Максим проникся тёплыми чувствами ещё в детдоме. И очень скучал по развесистым елям и земляничным полянам, когда учился в городской школе-интернате для сирот. После службы в погранвойсках пошёл в спасатели и перевёлся из областного центра в таёжный городок. В будни смотрел на чащобу с высоты птичьего полёта, выходные проводил опять-таки в лесу. Берег реки, палатка, костерок… быть наедине с нетронутой природой, чувствовать себя частицей мирозданья — не это ли счастье?

Прежде Максим и Серёга особо не общались. «Привет-пока» и пара фраз по рабочим моментам — весь их разговор. Сегодня, в первый день после отпуска, Максим узнал, что подменяет напарника того самого Стрекозы. И занервничал, подозревая, что пилот-хохмач не упустит случая сделать его очередным объектом злого розыгрыша.

Вопреки опасениям Максима, дежурство подходило к концу без каких-либо сюрпризов. Серёга трепал языком, и все истории были пустой болтовнёй о спасательных операциях, где он, Сергей батькович, конечно же, проявил героизм. Максим слушал его вполуха, рассматривал разложенную на коленях карту, которую знал назубок, и еле сдерживался, чтобы не зевнуть во весь рот.

В наушниках булькал голос Стрекозы:

— Я как-то с тонущей баржи людей снимал. Шторм девять баллов…

Максим поперхнулся глотком воздуха. Покхекал в кулак.

— Ну не девять, чуток меньше, — быстро поправил себя Стрекоза. — Это я образно. Лебёдку из стороны в сторону кидает, вокруг гул стоит. Жуть, одним словом. Но это ещё что. Когда склад с боеприпасами горел…

Максим не вытерпел:

— Как такой герой в нашей глуши оказался? Сам перевёлся или кто-то посодействовал?

— Конечно сам! — взъерошился трепач. — Устал от постоянного напряга. А ты что подумал?

— Ничего. Просто спросил.

Стрекоза помолчал, глядя перед собой, и неожиданно вымолвил:

— Ты нормальный парень, Волга. Я думал, ты ни рыба ни мясо, а с тобой есть о чём побалакать.

Максим хмыкнул и снял наушники, давая понять, что желание балакать иссякло, а шум вращения лопастей более приятен слуху, чем звук голоса сидящего рядом пилота.

Нажав кнопку на ручке управления, Серёга перешёл на канал связи с землёй:

— Стрекоза вызывает Исток… Сто пятый завершил облёт, возвращаемся на базу… Вас понял, заход через восточный. Посадку доложу с земли. — И вдруг рывком сдёрнул наушники с головы. — Чёрт! Чуть перепонки не лопнули!

— Трещит? — прокричал Максим.

— Ага. В этом квадрате всегда так.

— Так уж и всегда?

— Всегда! Думаешь, я вру?

Максим потянулся к портативной радиостанции, закреплённой в нагрудном чехле, намереваясь включить и проверить, но представил, как будет ржать Стрекоза, и опустил руку. Он расспросит других пилотов о радиопомехах и либо забудет о них, как о тупой шутке хохмача, либо известит командира взвода.

— Хочешь, я замолвлю о тебе словечко? — проорал Серёга. — Станешь моим напарником?

— А твой где?

— В больнице.

— Что с ним?

— Сердечко барахлит. Вот странно: комиссии проходил, на сборы ездил, на тренировках выкладывался — никто ничего не заметил. И если бы не я… — Стрекоза приложил наушник к уху. — Трещит, зараза.

Максим не выдержал — открыл клапан чехла и вытащил радиостанцию. После включения раздался треск. Не врёт хохмач.

— Вот представь, — вновь заговорил Стрекоза, перекрикивая шум, — ночь, тишина, все дрыхнут как коняки, а тут я. Забегаю в дежурку, чуб в гору, глаза навыкате. Ору: «Взвод! Подъём! На стоянке пожар, сейчас машины рванут». Все туда, а он за сердце хвать и на пол.

— Придурок.

— Что ты сказал? — не расслышал Стрекоза.

Не желая завершать рабочий день скандалом, Максим произнёс:

— И кто ты после этого?

— Кто ж знал, что он на новенькой «Хонде» приехал?

— Да хоть на «копейке».

Стрекоза приложил наушник к уху:

— Порядок! — Подождал, когда Максим наденет гарнитуру на голову, и продолжил: — Нет, Волга, сам рассуди: какой из него к чёрту спасатель, если он из-за железки в обморок грохнулся?

Максим затолкал рацию в чехол, принялся складывать карту. А внутри непрошеная злость ужом извивается.

— Как спишь?

— Я? — переспросил Стрекоза растерянно. — Нормально. А чё?

— Совесть не мучает?

— Чего?

— Из-за тебя человек чуть инфаркт не заработал, и ты спрашиваешь — чего?

Стрекоза скривил губы:

— А не хрен лезть в спасатели. И вообще… рот закрой. Воняет.