А за окном – человечество…

Мы никогда не были отчётливо влюблены: ни пока учились в эпоху торжества развитого социализма в знаменитом воронежском ВГУ имени Ленинского комсомола, ни когда играли в легендарном театре миниатюр Льва Кройчика или оказались вместе там, где все влюбляются друг в друга: на так называемой «целине» в колхозе-миллионере «Заветы Ильича». Наверное, потому что мы были заняты слишком прозаичным для нас с ней делом – я с шести утра до десяти вечера ударно строил свинарники, Зоя с удивительной для городской интеллигентной девочки из классической профессорской семьи великолепно готовила для бойцов «щи да кашу» в чистом поле на кособокой печи, точно на пепелище.

Сейчас от свинарников остался только раскрошенный фундамент, а от колхоза-миллионера – заброшенные пахотные земли, словно натура для кинофильма об обезлюдевшей планете. Но я тогда за «трудовой семестр» так-таки приуспел успешно заработать себе на знаменитую чехословацкую красную «Яву» (1100 советских «рыжих» рублей), а жене Марине на блескучую чёрную каракулевую шубку (1000 рублей) – этой номенклатурной невидалью я сказочно отоварился в подвальном распределителе Кремлёвского Дворца съездов на Всесоюзном слёте стройотрядовских ударников. Партия разрешила это комсомолу со снисходительной старческой улыбкой… В гроб сходя…

Первые несколько минут мы говорили с Зоей непрерывно. О чем, даже не помню. Наверняка о сокурсниках, ещё раз о них же и, само собой, о падении мировых цен на сырую нефть и первом на Земле памятнике Маршаку возле воронежской «пролётки» – таким именем мои остроумные земляки ещё в годы СССР окрестили кинотеатр «Пролетарий», торжественно названный так советской властью в честь передового отряда человечества – революционного класса-гегемона. Однако на латыни, чьи слова лежат в основе почти всех наших более-менее умных выражений, proletarius есть всего-навсего лица «неимущие». А изначально в годы первой мировой войны этот наш центральный синематограф назывался более человечно, но тоже как-то неказисто – «Увечный воин».

Слово за слово я подвёл Зою к более сущностному вопросу: «Ну, а ты-то сама как?» Ответить на него порой сложней, чем объяснить природу Большого взрыва или эпидемической вспышки однополых браков в благополучной Европе. «Как ты?» многих ставит в тупик, вводит в ступор, лишает дара речи, пресекает дыхание и так далее. Однажды наша профессор кафедры русского языка Елена Михайловна Урицкая на новогоднем фуршете раскрепощено поведала, что на сакральное «Как ты?» существует около 100 вариантов светского ответа: дела идут, контора пишет; лучше, чем вчера; дела идут, жизнь кипит;  все в порядке; как обычно, все отлично, живём и радуемся; лучше всех; все просто замечательно; настолько отлично, что хочется танцевать (петь); великолепно, восхитительно, потрясающе, как в красивом кино; как в книге о настоящей любви; как в сказке; офигенно; летаю на крыльях счастья; я на седьмом небе; как в раю; весна в душе; порхаю, как бабочка; счастлив (а), как никогда прежде. И так далее, и тому подобное.

Ни одним из этих вариантов Зоя не воспользовалась. Как-никак она была автором бестселлера «Как гармонично жить в мировом хаосе» и преподавала в академии МВД психологический спецкурс по борьбе с массовыми беспорядками. В отличие от меня, защитившего когда-то в СССР кандидатскую диссертацию по истории на тему «Роль стенной печати в разгроме немецко-фашистских оккупантов».

– Как я?.. – Зоя робко улыбнулась, но глаза её при этом контрастно построжели.– Мужа похоронила… Год назад.

Связующая нить…

– У меня жена умерла. Тоже год назад…

– Марина? Из техноложки?

– Другой не было.

– Мои соболезнования…

– Взаимно.

Водители суетливо притормаживали возле нас: кто безопасности ради, кто рявкнуть какую-нибудь гадость. Наш светский раут на проезжей части явно не всех автомобилистов устраивал.

– Пора бы нам разбегаться… – вздохнула Зоя.

– Пока не побили… – усмехнулся я.

– Будет настроение, звоните, Сергей Владимирович…

– На деревню бабушке?

Поспешно обменявшись визитками, мы машинально обнялись. При этом у меня было ощущение, будто я ждал этого соприкосновения все время нашего разговора. Может быть, даже все время с тех давних советских студенческих лет, когда увидел Зою впервые. Девушка была она очень даже. Виртуально магическая. По тогдашней классификации – «тургеневская», то есть рождённая любить не по земному. В общем, утончённая барышня с классическими пропорциями Афродиты Праксителя и словно овеянная чувственными ароматами июльского лугового разнотравья. Ей бы позировать знаменитому Ричарду Джонсону, а она стала поварихой в стройотряде «Верный ленинец»…

…После фейерверка взрывных политречей и звонких агиток-речёвок я на правах командира вручал бойцам-ударникам паспорта-разрешения на работу. Своего рода пропуск в светлое будущее развитого социализма. Особенно долго тряс Зоины нежные руки, удостоенные созидать на полевой кухне наваристые щи и полуметровые макароны по-флотски, похожие на гигантские пиявки, побледневшие от страха перед нашим стройотрядовским трудовым аппетитом.