А жизнь была совсем хорошая (сборник)

– Ерунда, атрибут успешности, и только.

Рассказал, что женат третьим браком, жена, конечно, моложе на двадцать пять лет.

– Красотка, а ты как думал?

– Тоже атрибут успешности? – ухмыльнулся Андрей.

Мишка махнул рукой.

– Ну, ты же все понимаешь. Да нет, девка хорошая. Не наглеет. Пока! – Мишка поднял кверху указательный палец и громко вздохнул. Потом затормошил его: что, как, с кем и вообще?

Пока он мялся, Михель схватил его за локоть и потащил к машине.

– В кабак, мой милый! В кабак! Сядем по-человечески, пожрем, выпьем бутылочку коньяку. Время обеда! Или ты не пьешь? – забеспокоился он.

Сели, поехали. Мишка трепался без передыху. Сели на Никитском в маленьком и уютном кабачке, где Михеля все, разумеется, знали.

Без выпендрежу заказали шашлык на ребрышках, овощи и армянского – пять звезд.

Мишка слушал его внимательно, подперев огромную кудлатую бошку здоровенной своей лапищей.

Вздыхал, кряхтел, ерзал на стуле и – не перебивал. Ни разу. Собеседник Михель всегда был замечательный. И время, и деньги, и статус его не испортили.

На второй бутылке спросил:

– Ну, а что-нибудь у тебя осталось? Из старого, например?

Он пожал плечами.

– И из старого, мама сохранила, спасибо ей. И из нового – тоже достаточно. – И, словно извиняясь и здорово смутившись, тихо прибавил: – Знаешь, Мишка, а я ведь и сейчас пишу. Ну, или пытаюсь…

Мишка хлопнул ручищей по столу – задрожали рюмки.

– И молчишь! Ну, ты, блин, ишак, Дрюня! Хороших же сценаристов – днем с огнем! Такая редкость, просто реликтовая. Ищем, бьемся, перекупаем. А ты – пытаюсь! Я все про тебя помню – и КАК ты писал в том числе. Сидишь как сыч в своей берлоге, кропаешь и ждешь, пока судьба в дверь постучится, – продолжал возмущаться он.

– А куда мне со всем этим? – удивился он. – В какие двери? Да и таких, как я, – вагон с тележкой, не меньше!

– Кретин! – завопил Мишка, и все обернулись. – «Вагон»! Нет, ты точно кретин. – Закурил, откинулся в кресле и с прищуром посмотрел на него. – Ну и правильно, Дрюня. Что писал – правильно. Что в двери не колотился. В ноги не кланялся. Молодец! Вот судьба и постучалась. В моем, так сказать, не самом прекрасном, обличье.

Марина

Валерочку после болезни вытащили, а вот работать он больше не мог. Помогали, конечно, сыновья – чем могли. А времена были тяжелые. Мама ухаживала за мужем, и на Юльку совсем не оставалось сил.

И Юлька переехала к Марине. Наверное, только спустя год они попривыкли друг к другу и стали друг с другом нежнее и терпеливее. Марина видела – дочка ее прощает. Каждый день. Словно отпускает свои обиды и боль. Марина перешла на новую работу, пахала как проклятая, теперь она отвечала за двоих. Да еще и маме с Валерочкой старалась помочь – лекарства, продукты. Путевка в санаторий.

У Юльки – репетиторы. Совсем не тянула точные науки. О себе Марина не думала – жизнь идет, и ладно. Утром в ванной, перед работой, внимательно разглядывала себя в зеркало. Ничего хорошего! Усталая, немолодая тетка с потухшими глазами. Резкие морщины, приличная седина. Первые болячки. Да что бога гневить! Ноги носят – и на том спасибо.

А про личную жизнь… да не надо, честное слово! Просто потому, что совсем нету сил. На всю эту «личную жизнь». Или просто прошло это «время желаний»? «Время для счастья», как говорила мама.

Прошло, а она его не заметила…

Валерочку, того, кто стал ей настоящим отцом и истинным другом, похоронили в двухтысячном. Весь мир веселился и готовился к Миллениуму – так называлась смена тысячелетий. У всех праздник, а у них горе. Да такое необъятное… Только бы выстоять, выжить.

Правда, мама спрашивала:

– А для чего?

И ответа у Марины не было.

Марина

Марина Геннадьевна Хлынова (по второму мужу) собиралась на дачу. Торопилась очень – опаздывала, как всегда. Муж, Виктор Андреевич, полковник в отставке и ныне пенсионер, ждал ее на площади трех вокзалов.

Человек военный и, как положено, точный, опозданий категорически не любил. Марина предполагала непременный скандал – ну, не скандал, конечно, а жесткую выволочку. Но – так получилось (у тебя всегда так получается!): сначала застряла в поликлинике, потом в магазине.

Теперь, нервно бросая в большую «дачную» сумку последние покупки, плюхнулась в кресло, проверить набор лекарств с собой – от давления, спины (опять его грядки, да что поделаешь? Муж – садовод-любитель), сердечные.

Села перевести дух. Негромко работал включенный телевизор – шел какой-то фильм.

«Ветрянка, – услышала она. – Ветрянка ты моя! Ветреная моя девочка… Не ковыряй болячки – останешься меченой на всю жизнь. А лицо, моя милая, это вывеска женщины».

Она подняла глаза и внимательно посмотрела на экран. Молодая актриса с распущенными волосами что-то кричала в ответ своему спутнику – темноволосому мужчине в крупных очках, смотревшему на нее внимательно и нежно. Он тихо успокаивал:

– Не надо, Марина. Оставь!

Потом мужчина подошел к девушке и, взяв за тонкие плечи, посмотрел ей в глаза. Девушка чуть откинула голову. И через минуту вырвалась из его рук.