А жизнь продолжается

— Только бы все обошлось! — сказал Давидсен. — Сколько мне отпечатать экземпляров?

— Триста, — не поскупился Хольм.

Перед уходом он расплатился. Да так щедро, что Давидсен решил: он напечатает в придачу пачку афишек, которые его дочка будет распространять в воскресенье днем. Мысль хорошая, ведь люди непременно остановятся и прочтут.

Все предвещало успех, погода прекрасная, на улицах людно.

Лаборант с самого утра был при деле, заполучив триста карточек, которые использовались в качестве входных билетов в кино, он ходил по домам, продавая их по кроне за штуку. Когда он вернулся домой к обеду, в кармане у него лежало около восьмидесяти крон. Он поел и снова пошел продавать билеты. Стало быть, он умел не только пасьянсы раскладывать. Дельный парень!

Когда он забежал домой выпить кофе, билетов было продано уже более чем на сто крон. И это, сказал он, при том, что он не побывал еще в лучших домах. К шишкам, и большим, и поменее, он пойдет не прежде, чем они выспятся и откушают кофе, тогда, надо надеяться, он охватит всю семью. На сей раз он взял велосипед.

К половине восьмого, когда у кинозала начал собираться народ, лаборант выручил свыше трехсот крон. Он добросовестно прочесал весь город и Сегельфосскую усадьбу, уговаривая всех от мала до велика поддержать благотворительное мероприятие. Сейчас он сидел наготове за окошком билетной кассы, в ожидании зрителей, которые, рассчитывал он, повалят со всей округи. Дельный парень, ничего не скажешь.

На часах без четверти восемь.

Кинозал с новым цементным полом почти заполнен, можно было только порадоваться тому, какое живое участие люди принимают в семействе покойного Сольмунна. Креститель из Южного и Нильсен из Северного к этому времени отбыли, религиозное волнение слегка улеглось, и посмотреть «развлечение за деньги» неожиданно пришли многие из деревенских. Даже Осе пожаловала, даже Тобиас из Южного, тот привел жену и дочь Корнелию — и выложил целых три кроны.

И кого там еще только не было! Шустрая девчоночка Давидсена придумала раздавать афишки не в городе, где так и так уже вовсю орудовал лаборант, — она перехватывала деревенских по дороге из церкви и проводила среди них агитацию. Весьма хитроумно!

Само собой, здесь присутствовали все чиновники со своими супругами, дамы изучали программу и задавали вопросы, когда им было что-нибудь непонятно. «Цимбалы? — недоумевали они. — „Илиада“?» А им отвечают: «Должно быть, это музыкальная терминология».

Там сидела маленькая и тихая пасторша с голубиным лицом, которое то и дело заливала краска, там сидела в своем новом платье старая хозяйка, и все остальные домочадцы консула. И каждый билет был оплачен. А вот адвокат Петтерсен потребовал, чтобы его как председателя правления кино пропустили бесплатно. Слово за слово, лаборант вскипел, выскочил из билетной кассы, от возмущения он даже привстал на цыпочки, когда же Петтерсен с супругой взяли и без зазрения прошли в кинозал, он крикнул им вслед: «Вон идут единственные безбилетники!» Лаборант шутить не любил. Даже вдове Сольмунна с детьми и то он не позволил пройти бесплатно. «У нас контроль», — пояснил лаборант.

Все артисты были в сборе, они собрались в помещении за сценой. Каждому налили по рюмке того или другого, из бутылок, которые Вендт запасливо составил в углу. Изъяснялся он преимущественно по-французски.

Фру почтмейстерша Хаген проглядывала программу, дойдя до струнного квинтета, она вздрогнула, как будто ее ударило током.

— Боже мой, что это такое? — спросила она Хольма.

— Струнный квинтет с цимбалами, — отвечал Хольм.

Фру Хаген беспомощно рассмеялась:

— Но кто… кто же будет?..

— Я, — сказал Хольм.

— О-о, мне дурно! Ха-ха-ха! Вендт, он сошел с ума!

Публика уже с четверть часа как томилась скукой, господа сидели, посматривая на свои часы, и переговаривались между собой, мол, пора бы и начинать. Доктор Лунд держал свою жену за руку — под шалью.

На сцену вышел гармонист, деревенский парень лет двадцати. Привыкши играть на танцах, он держался как ни в чем не бывало. Посреди сцены стояли небольшой столик и два стула, он мигом сообразил, что ему делать, уселся и начал играть.

Песня, петая-перепетая в его околотке, звучит неплохо, и чем дальше, тем все лучше и лучше, два баса, и оба хорошие. Односельчане со вниманием слушали, как играет их гармонист. Когда он закончил, кое-кто из молодежи с жаром было ему захлопали, но, не встретив поддержки, стушевались и принагнули головы.

Парень немного выждал, глядя поверх рядов, и заиграл снова, на этот раз под аккомпанемент грампластинки. Вебер, красивая, ласкающая слух мелодия. Фру докторша Лунд, маленькая Эстер из Поллена, силилась скрыть, до чего она растрогана.

Это был первый номер.