«А зори здесь громкие». Женское лицо войны

Никаких послаблений в критические дни женщины не получали. Вспоминает связист Юдифь Голубкова: «Невозможно забыть о наших женских особых страданиях. Ведь не было тогда этих прокладок теперешних — полотенце, вата из ватников. Нам очень трудно было, доставалось ой-е-ей! Был такой момент уже под Курском. Села на обочине дороги и говорю: «Пускай меня убивают. Все, не могу идти! Сил нет!» В мужской среде даже оправление естественных потребностей превращалось в мучительную проблему. Вспоминает Софья Фаткулина: «Остановились на 10 минут. Мужчины отвернулись — и делают свое дело. А мне куда? Только приспособилась в кусточке, а тут: «Стой, а ну назад!» Кто-то подумал, что я хочу удрать». При этом женщины подвергались постоянному домогательству, особенно со стороны командиров. Вспоминает Зоя Александрова: «Я попала в 251-й танковый полк. Попала я не просто так, а, как оказалось, я «предназначалась» для заместителя командира полка по политчасти Попукина. Как же я после этого невзлюбила политработников!» Схема домогательств была стандартная: девушку вызывали вечером в землянку к командиру якобы для получения задания… Зная об этом, некоторые девушки вместо пуговиц на брюках использовали тесемки — стянуть штаны можно было, только разрезав их. Конечно, у женщин всегда был выход — забеременеть. В этом случае на шестом месяце ее демобилизовывали из армии. Вспоминает авиатехник Нина Куницина: «Мне моя родная мамочка писала: «Доченька, миленькая, твои подружки поприехали домой, деток родят, а ты чего там остаешься? Приезжай, я тебя не буду ругать за ребеночка». Кто-то так и поступал, а кто-то просто находил себе «покровителя» с большими звездами и становился ППЖ — походно-полевой женой. Вспоминает Зоя Александрова: «У командира полка была подружка, Маша Сабитова. У начальника штаба была фельдшер Клавуся. Они совмещали, а я не могла…» Статус ППЖ охранял девушку не только от посягательств остальных солдат и офицеров, но и заметно упрощал быт — не надо было ходить в наряды, на марше можно было ехать на повозке. Вспоминает Николай Посылаев: «Как правило, женщины, попавшие на фронт, вскоре становились любовницами офицеров. А как иначе: если женщина сама по себе, домогательствам не будет конца. Иное дело, если при ком-то…» По рассказам ветеранов, на фронте романы крутили все, но в основном высшее начальство. Вспоминает танкист Александр Фадин: «Женщин расхватывали начальники, в смысле командиры. Редко подруга была у командира роты и никогда у командира взвода или танка. А потом, им с нами было неинтересно — мы же погибали, сгорали». Танкист Василий Брюхов так объясняет ситуацию: «Ну, представь — у нас в бригаде тысяча двести личного состава. Все мужики. Все молодые. Все подбивают клинья. А на всю бригаду шестнадцать девчонок. Один не понравился, второй не понравился, но кто-то понравился, и она с ним начинает встречаться, а потом и жить. А остальные завидуют». Зависть тех, кому «не досталось», не знала границ. Это они сочинили немало похабных присказок: «Ивану за атаку хуй в сраку, а Маньке за пизду «Красную Звезду». Они назвали медаль «За боевые заслуги», которой частенько награждали своих подруг офицеры, медалью «За половые потуги». Вспоминает Зоя Александрова: «Командир взвода разведки, мой будущий муж, усадил в баньке возле стола. Сам сел нога на ногу. Папироса в руке, манеры интеллигента. Начал расспрашивать — кто я, откуда. «А награды есть?» — «Есть». — «А какая?» — «За боевые заслуги». — «Агхааа…» После войны он мне рассказал: «Мы сначала думали, что какая-нибудь нагрешила много и к нам пришла грехи замаливать». Правда, такое отношение закончилось быстро». Однако рождались на фронте и подлинные, возвышенные чувства, самая искренняя любовь, особенно трагичная потому, что у нее не было будущего — слишком часто смерть разлучала влюбленных. «Были, конечно, и «доступные женщины», но все же в большинстве это были порядочные женщины. Если любила, то одного, а не всех подряд. Женщины должны были быть там, на фронте. Они решали не менее важные задачи, чем мужики. Сколько у нас в бригаде женщин, которые спасли жизнь не одному человеку, а может быть, десяткам и сотням?! Мужик так бы не смог», — вспоминает Александр Бурцев.

В 1942 году Константин Симонов написал «Лирическое» стихотворение: