А зори здесь тихие…

Потоптался старшина: вроде все сказал, вроде дал указания, вроде уходить надо, а ноги не шли. Уж больно девка своя-то была, лесная, уж больно устроилась уютно, уж больно теплом от нее тянуло, как от той русской родимой печки, что привиделась ему сегодня в дреме.

- Лиза, Лиза, Лизавета, что ж не шлешь ты мне привета, что ж ты дроле не поешь, аль твой дроля не пригож,- с ходу, казенным голосом отбарабанил комендант и пояснил: - Это припевка в наших краях такая.

- А у нас…

- После споем с тобой, Лизавета. Вот выполним боевой приказ и споем.

- Честное слово? - улыбнулась Лиза.

- Ну, сказал ведь.

Старшина вдруг залихватски подмигнул ей, сам же первым смутился, поправил фуражку и пошел. Бричкина крикнула вслед:

- Ну, глядите, товарищ старшина! Обещались!..

Ничего он ей не ответил, но улыбался всю дорогу, пока через гряду на запасную позицию не вышел. Тут он улыбку с лица смахнул и стал искать, куда запряталась боец Четвертак.

А боец Четвертак сидела под скалой на мешках, укутавшись в шинель и сунув руки в рукава. Поднятый воротник прятал ее голову вместе с пилоткой, и между казенных отворотов уныло торчал красный хрящеватый носик.

- Ты чего скукожилась, товарищ боец?

- Холодно…

Протянул руку, а она отпрянула: решила сдуру, что хватать он ее пришел, что ли…

- Да не рвись ты, господи! Лоб давай. Ну?..

Высунула шею. Старшина лоб ее стиснул, прислушался: горит. Горит, лешак тебя задави совсем!

- Жар у тебя, товарищ боец. Чуешь?

Молчит. И глаза печальные, как у телушки: любого обвиноватят. Вот оно, болотце-то, товарищ старшина Васков. Вот он, сапог, потерянный бойцом, твоя поспешаловка и майский сиверко. Получи в натуре одного небоеспособного - обузу на весь отряд и лично на твою совесть.

Федот Евграфыч сидор свой вытащил, лямки сбросил, нырнул: в укромном местечке наиважнейший его энзе лежал - фляга со спиртом, семьсот пятьдесят граммов, под пробку. Плеснул в кружку.

- Так примешь или разбавить?

- А что это?

- Микстура. Ну, спирт, ну?

Замахала руками, отодвинулась:

- Ой, что вы, что вы…

- Приказываю принять!..- Старшина подумал маленько, разбавил чуть водой.- Пей. И воды сразу.

- Нет, что вы…

- Пей, без разговору!..

- Ну, что вы в самом деле! У меня мама - медицинский работник…

- Нету мамы. Война есть, немцы есть, я есть, старшина Васков. А мамы нету. Мамы у тех будут, кто войну переживет. Ясно говорю?

Выпила, давясь, со слезой пополам. Закашлялась. Федот Евграфыч ее ладонью по спине постукал слегка. Отошла. Слезы ладонями размазала, улыбнулась:

- Голова у меня… побежала!..

- Завтра догонишь.

Лапнику ей приволок. Устелил, шинелью своей покрыл:

- Отдыхай, товарищ боец.

- А вы как же без шинели-то?

- Я здоровый, не боись. Выздоровей только к завтрему. Очень тебя прошу, выздоровей.

Стихло кругом. И леса, и озера, и воздух самый - все на покой отошло, затаилось. За полночь перевалило, завтрашний день начинался, а никаких немцев не было и в помине. Рита то и дело поглядывала на Васкова, а когда одни оказались, спросила:

- Может, зря сидим?

- Может, и зря,- вздохнул старшина.- Однако не думаю. Если ты фрицев тех с пеньками не спутала, конечно.

К этому времени комендант отменил позиционное бдение. Отправил бойцов на запасную позицию, приказал лапнику наломать и спать, пока не подымет. А сам здесь остался, на основной, и Осянина за ним увязалась.

То, что немцы не появлялись, сильно озадачивало Федота Евграфыча. Они ведь и вообще могли здесь не оказаться, могли в другом месте на дорогу нацелиться, могли какое-либо иное задание иметь, а совсем не то, которое он за них определил. Могли уже бед натворить уйму: стрельнуть кого из начальства или взорвать что важное. Поди тогда объясняй трибуналу, почему ты вместо того чтобы лес прочесать да немцев прищучить, черт-те куда попер. Бойцов пожалел? Испугался в открытый бой их кинуть? Это не оправдание, если приказ не выполнен. Нет, не оправдание.

- Вы бы поспали пока, товарищ старшина. На зорьке разбужу…

Какой там, к лешему, сон! Даже холода комендант не чувствовал, даром что в одной гимнастерке…

- Погоди ты со сном, Осянина. Будет мне, понимаешь ли, вечный сон, ежели фрицев проворонил.

- А может, они спят сейчас, Федот Евграфыч?

- Спят?

- Ну да. Люди же они. Сами говорили, что Синюхина гряда - единственный удобный проход к железной дороге. А до нее им…

- Погоди, Осянина, погоди! Полста верст, это точно, даже больше. Да по незнакомой местности. Да каждого куста пугаясь… А?.. Так мыслю?

- Так, товарищ старшина.

- А так, то могли они, свободное дело, и отдыхать завалиться. В буреломе где-нито. И спать будут до солнышка. А с солнышком… А?..

Рита улыбнулась. И опять посмотрела длинно, как бабы на ребятню смотрят.

- Вот и вы до солнышка отдохните. Я разбужу.

- Нету мне сна, товарищ Осянина… Маргарита, как по батюшке?

- Зовите просто Ритой, Федот Евграфыч.

- Закурим, товарищ Рита?

- Я не курю.

- Да, насчет того, что и они тоже люди, это я как-то недопонял. Правильно подсказала: отдыхать должны. И ты ступай, Рита. Ступай.

- Я не хочу спать.

- Ну, так приляг пока, ноги вытяни. Гудят с непривычки небось?