— Как-то не получается, — зевнула я.
— Но это ведь страшно! Он ждал их, подкрадывался, срывал цепочки и убегал! А старушки смотрели, как мчатся в ночь их драгоценности! — повторила Ира слова диктора, передав и пафос, и трагические нотки. Вот кому в актрисы надо было идти…
— Да что тут страшного? — поинтересовалась я. — Да, плохо, что у людей воровали драгоценности, но их жизни ничего даже не угрожало. Вот если бы они встретились с маньяком, как я, это другое дело. Это действительно страшно.
— Маньяком? — Костя выключил телевизор и подбежал ко мне, жадно заглядывая в глаза. — Маркова, расскажи!
— Говорю же — это страшная история, — улыбнулась я такому неприкрытому энтузиазму.
— Так вот я как раз и хочу такое послушать! — настаивал он. — Буду потом мелкого пугать. Маркова, расскажи!
— Неа, мне, в отличие от тебя, мелкого жалко.
— Да ладно, Натали, — поддержала сына подруга, — расскажи, интересно ведь!
Я обвела взглядом нашу компанию. Назар грел в руке бокал вина и выжидательно молчал. Миша жевал бастурму и взглядом требовал зрелищ, раз телевизор выключили. Ира пугливо прислонила ладонь ко рту, демонстрируя, что готова слушать. Костя продолжал требовательно стоять надо мной. Мелкий сидел на ковре, устраивая из горы игрушек бардак, и мало интересовался планами на него старшего брата. И я решила: а почему бы не рассказать?
Тем более что теперь эта история уже не казалась трагической и минорной, скорее — в чем-то забавной. К тому же, я выпила два бокала вина, у меня было хорошее настроение, я была в окружении друзей и не прочь поболтать. В общем, стала я рассказывать, посмеиваясь и подхихикивая:
— …И вот тут он поворачивается ко мне лицом, и я вижу его прозрачные глаза и понимаю… Это я потом, когда вспоминала, сообразила, что несмотря на старость «Жигулей», дверь закрывалась автоматически и на ней изнутри не было ручек, а тогда просто побоялась выпрыгнуть… да и все равно бы догнал… А он мне и говорит: «Прощай, фартовая!», и уезжает… Ну, вот и все!
Я обвела взглядом слушателей, а все они, за исключением усердного мелкого, зарывшегося в игрушках, и Назара, курившего у окна сигарету, смотрели на меня так, будто я вернулась после долгой разлуки.
— Вы чего? — поразилась я.
Ведь рассказывала с юморком, а они… Может, долго рассказывала и они просто устали?
— Это… — Ира запнулась, прочистила горло и продолжила. — Это, правда, было?
— А, так вы не поверили? — рассмеялась я. — А я думаю: что это у вас лица слегка… странные? Да, было. Назар, помнишь, ты еще меня тогда в машине ждал? Я как раз вышла из этих «Жигулей», позвонила тебе, а ты сказал…
Назар потушил сигарету и обернулся. И вот не знаю… сигарету-то он потушил, но такое ощущение, что огонек от нее впитался в его глаза. Он едва ли не прожигал меня тяжелым взглядом, обещая, что каяться мне и каяться, и все равно жестокой расплаты не избежать.
— Ты куришь? — спросила я, чтобы отвлечь его.
— Только если доводят, — ответил он, и я поняла, что мой план с отвлечением провалился.
Покрутила бокал вина, обвела взглядом комнату — а хорошо здесь, уютно; и снова перевела взгляд на Назара. Не остыл — глаза по-прежнему жесткие, а пальцы нервно вертят зажигалку.
— И часто доводят? — спросила я.
Мало ли. может, зря я принимаю все на свой счет? Может, он просто легкоранимый. Ну а что, так бывает.
— За последний год это удалось только тебе.
— Огоо, — впечатлилась я.
— Ты даже не представляешь, насколько «ого».
— И что это значит?
— Что я бросил курить три года назад и не хочу травить легкие.
— Это понятно. А что твои слова значат для меня?
Назар ограничился странной улыбкой, оставив меня без ответа.
Разговорился он только, когда мы сели в машину, чтобы ехать домой. Да так разговорился, что у меня к концу поездки пылали не только уши, не только лицо, но и шея. Не помню, чтобы меня так отчитывали даже в детстве! Я безответственная, неосторожная, шальная, и так далее, и в том же духе…
Но когда я вспыхнула негодованием и собралась ответить по полной, машина резко затормозила, и Назар, обхватив мое лицо, спросил:
— Ты хоть понимаешь, как мне было страшно за тебя?! Ты рассказывала с улыбкой, ты думала, что это смешно… а мне было страшно, что я уже мог тебя потерять! Никогда… я прошу тебя, никогда больше не садись в чужую машину…
— Да я и не… — хотела объяснить, что я вообще-то сегодня первый раз воспользовалась попуткой, просто мне крупно не повезло, но не смогла.
Назар впился в мои губы, передавая свой страх за меня и заставляя молчать. Он целовал бешено, исступленно, как будто меня уже не было рядом, и я хихикнула между поцелуями:
— Эй, я жива…
За что тут же заработала гневный взгляд и новую порцию наказывающих поцелуев…
Ну, что сказать?
Хорошо, что когда я выходила из машины, было темно, и никто не видел, в каком состоянии мои губы — я чувствовала, что они припухли, а когда мы вошли в квартиру, я разулась и поспешила в ванную, где зеркало подтвердило — припухли, и еще как!
Я набрала в ладонь воды, прислонила к губам, повторила так несколько раз, умылась, снова глянула на отражение — вроде бы уже не так критически, и вышла.