Не дожидаясь ответа, старик полез в шкаф, достал оттуда початую уже бутыль вина и бокалы.
– Вино хорошее, испанское, – пояснил он, наполняя бокалы. – Покойнику кто-то из знакомых прислал оттуда… Ты ведь знаешь, что твой дед воевал в Испании?
– Мне отец говорил.
– А разве в Испании была война? – встрял в разговор Грис.
– Вот те на! – дед Костей чуть не пролил вино. – Что же вы, историю совсем не учите?
– «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь», – умиротворённо продекламировал Андрюха себе под нос.
– Просто нам с «историчкой» не повезло, – заметил на это Грис. – Сначала поставили какую-то пенсионерку, которая постоянно всё забывала и путала, прыгала с Ледового побоища на Ледовый поход. А потом заменили её девчонкой, только что окончившей пединститут, которая все уроки сидела, уткнувшись в сотовый: уж, не знаю – играла или переписывалась с кем-то…
– И никто не возмутился? – возмущённо вопросил дед Костей.
– Честно говоря, нас всё устраивало. Пока на горизонте не замаячили выпускные экзамены. Тут уж мы забеспокоились, забегали. А кому хочется портить аттестат из-за какой-то дуры. Но директор нам прямо сказала: «Где я вам возьму другого историка? Сейчас никто в школе работать не хочет. Мне легче всех вас выгнать, чем одного учителя».
– Не в учителях дело, – решительно возразил Андрюха. – У нас, например, нормальная «историчка» была: преподавала всё как положено. Но о войне в Испании даже полусловом не обмолвилась. Потому что этого нет в школьной программе.
– Хорошо, – Грис демонстративно откинулся на спинку стула. – Тогда объясните мне, неучу, популярно: кто там с кем воевал и ради чего?
– Это была гражданская война, – сказал Андрюха. – Законное правительство воевало с мятежниками.
– С фашистами, – уточнил дед Костей.
– Да, с местными фашистами, которые подняли мятеж.
– А наши что там делали?
– То есть? – не понял Андрюха.
– Наши зачем полезли в чужую драку?
– Они воевали с фашистами! – вновь возвысил голос дед Костей.
– Ну и что? – отмахнулся Грис. – У них – фашисты, у нас – коммунисты… У каждого свой геморрой…
– Да как можно сравнивать! – дед Костей аж соскочил со стула.
– Я не стал бы вмешиваться.
– А если завтра твоих соседей придут убивать, ты тоже не станешь вмешиваться? – спросил Андрюха.
– Но ведь никто ни на кого не нападал. Вы сами сказали, что война гражданская. А когда в семье ссорятся, соседям лучше не вмешиваться.
– Когда ссорятся, но не когда убивают!
– И что ты предлагаешь? Встать на сторону одного из супругов и совместно прикончить другого?
– Если муж пришёл домой пьяный и кидается с ножом на жену и детей, его нужно обезоружить, связать и сдать в милицию. Потому что это уже не муж, а бандит.
– Ребята, – видя, как обстановка стремительно приближается к боевой, дед Костей поспешил изменить тему разговора, – давайте всё-таки выпьем… на помин души Пал Ваныча.
И когда бокалы уже опустели, добавил:
– Пусть земля ему будет пухом.
– Вы хорошо знали моего дедушку? – неожиданно спросил Андрюха. – Каким он был?
– Да разве человека расскажешь? Это писателем нужно быть. И то – не всяким… Мы с ним познакомились уже здесь, раньше как-то не сводила судьба… Кстати, у меня кое-что есть для тебя.
Дед Костей вынул из шкафа и протянул Андрюхе пухлую пачку каких-то бумаг, стянутых крест-накрест крепкой бечёвкой. В пачке оказались различные документы, куча каких-то справок, письма, несколько пожелтевших, аккуратно подклеенных на сгибах фотографий и толстая тетрадь в коричневой обложке, исписанная плотным убористым почерком. Письма и документы Андрюха сразу же отложил в сторону: первые, потому что не чувствовал за собой права читать их, пусть даже и после смерти получателя, а вторые, поскольку они его не интересовали. Дальше шли фотографии. На большом, сложенном вчетверо, снимке была запечатлена группа каких-то мужчин в военной форме, но за давностью лет лица практически стёрлись, превратившись в расплывчатые пятна. Другие карточки сохранились лучше, однако Андрюха понятия не имел кто, когда и где на них сфотографирован. Только один снимок привлёк его внимание: в кадре молодые улыбающиеся парни играли в футбол, один из игроков делал навесную передачу, а другой пытался в прыжке дотянуться до высоко взлетевшего мяча и головой переправить его в ворота.
Наконец Андрюха открыл толстую тетрадь в коричневом переплёте. «Моим детям и внукам», – прочёл он наивное посвящение на первой странице. Надпись была крупной и чёткой, линии проведены с приметным нажимом – начертавшая их рука не дрожала.
На обороте страницы тем же уверенным почерком шло нечто вроде предисловия: