Аальхарнская трилогия. Трилогия (СИ)

К вечеру поезд прибыл в город Чеквеч на границе Загорья. На перроне бурлила огромная людская толпа, в которой франтовские сюртуки загорян смешались с пышными юбками и расшитыми жилетами крестьян Заполья. Поезд приветствовали радостными криками, и в серое вечернее небо полетели бело-голубые шарики. Мари и Супесок одинаково согласованными движениями вынули из карманов парные пистоли и сняли их с предохранителей. Дверь купе скользнула в сторону, и внутрь заглянул загорянин в щегольском народном костюме и с форменным кепи на голове. «Начальник поезда», — подумал Андрей и спросил:

— Что-то случилось?

Начальник снял кепи, обнажив лысину с «заемами», и с невероятным почтением промолвил:

— Мой господин, народ вас встречает. Просят хоть одним глазком взглянуть на вернувшегося Заступника.

— А, ну это хорошо, — громко и уверенно произнес Супесок, давно уже взявший на себя роль организатора. — Сейчас мы выйдем. Сколько продлится стоянка?

— Четверть часа, — уважительно ответил начальник поезда, — но для Заступника мы увеличим ее на любой срок.

Когда Андрей вышел на перрон, то ликующие люди на какое-то время умолкли, вглядываясь в него и пытаясь понять, имеет ли что-то общее этот скромный человек в дешевом дорожном костюме со всемилостивым Заступником на фреске в храме. А потом толпа взорвалась воплями чистого беспримесного восторга и счастья: Андрея узнали.

— Люди, люди, — улыбаясь, промолвил Андрей. — Да, это я.

Крики стали еще громче — так было практически всегда с того момента, как Андрей начал свой путь в качестве вернувшегося божества. Он поднял руки, и толпа тотчас же затихла, видя, что Заступник собирается говорить и не желая пропустить ни единого слова.

— Благословляю вас и ваших близких на долгую жизнь, счастье и любовь, — сказал Андрей. — Живите по совести, не творите дурного, наполняйте каждый день добрым делом. Пусть с вами всегда будет благодать и покой.

Пожилая женщина в расшитом синими цветами сарафане, стоявшая в первом ряду, заплакала.

— На все воля твоя, господин, — промолвила она с певучим запольским выговором. — Все примем от тебя, и милость, и немилость.

— Это не моя воля, — сказал Андрей, подойдя к ней. Рука словно сама по себе обвела ее лоб кругом. — Вы, люди, живете на своей земле. На своей родине. Ваша жизнь в ваших руках. Какой она будет, зависит от вас. Вы — хозяева и своей страны, и своей жизни. Вся власть идет от вас и по вашей воле.

Ох, как его слушали! Уже потом Андрей узнал от Супеска, что в Заполье всегда были сильны позиции противников новой власти Аальхарна. Но пока он говорил, и ему внимали.

— Государство, которое вы называете властью, должно работать на ваши интересы, — продолжал Андрей. — Заботиться о вас, защищать вас, а не снимать шерсть вместе со шкурой. И если государство служит только себе, игнорируя народ, то вы, люди, имеете полное право призвать власть к ответу, а то и сменить ее.

Его последние слова потонули во взрыве одобрительных воплей. Супесок, стоявший на подножке, довольно улыбнулся: наконец-то доктор стал действовать так, как ему и положено по статусу. И он не видел, как Мари, глядя то на Супеска, то на Андрея, тихонько улыбалась чему-то своему.

* * *

Масма оказалась действительно культурным городом, пусть и не самым большим. По пути в гостиницу, где Заступнику с друзьями истинно верующие уже успели приготовить номера, Мари насчитала три библиотеки и восемь храмов ортодоксальной архитектуры, главную улицу освещали электрические фонари, и на каждом углу продавался «Столичный Вестник в Заполье». Культура и просвещение обосновались здесь всерьез и надолго.

Впрочем, Мари было не до красот города. Устроившись в своем номере — крохотной комнатке, в которую с превеликим трудом втиснули кровать и столик с зеркалом, Мари приступила к выполнению следующей части своего плана.

На столике, по гостиничному обыкновению, лежала тощая стопка бумаги и стояла чернильница — на тот случай, если постояльцу вдруг вздумается написать кому-нибудь. Усевшись на кровать и придвинув к себе лист, Мари некоторое время выравнивала дыхание и разминала правую руку, а затем обмакнула в чернильницу перо и принялась писать — аккуратными каллиграфическими буквами с резким подчеркиванием гласных.

«Здравствуй, Марьям!

Смею надеяться, что, несмотря на твое предательство, у тебя все хорошо, и ты нашла свое счастье в службе новому господину…»

… Андрей опустил руку с письмом и взглянул на Мари. Судя по выражению его лица — очень несчастному и очень разочарованному — все вышло так, как нужно.

— Марьям — это ты? — спросил он глухо.

— Да, — ответила Мари. — Так меня назвали при имяречении…