Абандон. Брошенный город

Заслонившись ладонью от солнца, Эбигейл подняла голову и посмотрела на Джеррода. Ей нравилось его лицо, приятные черты которого не скрывала борода. А еще он был выше Скотта и сложен даже лучше, чем проводник. Но ее внимание привлекли шрамы – две бледные полоски, идущие вверх от уголков рта Спайсера и имеющие форму полумесяца. А вот рассмотреть как следует его глаза у девушки не получилось. Утром, до того как солнце заставило всех надеть темные очки, ей показалось, что они у него разные. И они напомнили ей что-то – только вот что? Глубокие, пронзительные, эти глаза словно несли в себе некое тяжкое бремя, не имеющее отношения к сегодняшнему дню.

Джеррод понес ланч Эммету и Джун, а Эбигейл развернула сандвич с арахисовым маслом и виноградным джемом и съела его, глядя на пощипывающих травку лам.

Лагерь устроили на высоте двенадцать тысяч футов, на поляне, достаточно просторной, чтобы вместить пять палаток. До верхней границы леса оставалось лишь несколько сотен футов. Сам лес представлял собой жалкое смешение голубых елей и альпийских пихт, искалеченных несколькими следовавшими одна за другой жестокими зимами. Скотт настоял на том, чтобы все переоделись в сухое белье, чтобы избежать возможного переохлаждения. На установку палаток ушло полчаса, а потом проводники показали всем, как надуть туристический коврик и где поместить поклажу.

До наступления сумерек еще оставалась пара часов, и Эбигейл, надев флисовые штаны, телогрейку и парку, вышла из палатки. Джун и Эммет стояли неподалеку, наблюдая за тем, как Джеррод устраивает бивачный костер. Лоренс похрапывал в своей палатке, а Скотт рылся в огромном компрессионном мешке, наполненном – на это оставалось только надеяться – настоящей едой, а не ерундой вроде питательных батончиков.

– Я бы хотела воспользоваться дамской комнатой. Как будем выходить из положения? – поинтересовалась Фостер, подходя к нему.

– Туалет я еще не распаковал, – пожал плечами мужчина.

– Правда? У вас есть переносной… – Журналистка не договорила, заметив ухмылку собеседника.

– Никогда не ночевали в лесу? – догадался он.

– Нет.

– Ну, тогда и беспокоиться не о чем. Туалет здесь за каждым деревом.

Девушка обольстительно улыбнулась и показала ему средний палец.

* * *

Уединилась Эбигейл за голубой елью. На часах, все еще показывавших манхэттенское время, была половина седьмого, и ее мысли перенеслись туда же, к Вив и Джен. Будь это любое другое воскресенье, она бы уже позанималась в спортзале, приняла душ и, как сумасшедшая, неслась бы на встречу с ними в «Зинк бар»…

Пока что все в этом походе складывалось не совсем так, как ожидалось. Разреженный воздух, холод, десять миль за спиной и все самое трудное, остававшееся еще впереди. Фостер-то думала, что попадет в свою стихию, но теперь ненавидела все – батончики «Клиф», злобных, вонючих лам… И вот теперь день скатывался в ночь, а она даже не могла рассчитывать на теплую постельку, и это ужасно ее угнетало. Я – городская девчонка. Да кто бы в этом сомневался! Сидя на корточках с голой пятой точкой, Эбигейл обозревала долину. Там же, внизу, лежало и золотистое в предвечерних лучах поле, то самое, которое они пересекли несколько часов назад. Она уже натягивала штаны, когда увидела вдалеке, может быть, возле озера, у которого они останавливались на ланч, поднимающуюся из леса струйку дыма. Возвращаясь к костру, Эбигейл с облегчением подумала, как все-таки хорошо, что они здесь не совсем одни.

Глава 4

Фостер прислонилась к елке. Внизу, в овражке, шел вверх по течению Скотт: он только что миновал развилку и, размахнувшись, бросил в воду леску. Ярко-зеленая ниточка блеснула паутинкой в предвечернем свете, описала над камнями что-то вроде буквы S, и крючок с наживкой упал в небольшую заводь. Закатав штанины, проводник стоял по колено в воде, без рубашки, в расстегнутой телогрейке. Тихонько спустившись к берегу, Эбигейл с минуту слушала убаюкивающее журчание речушки.

– Не холодно? – спросила она.

– Холодно, – не оборачиваясь, отозвался рыболов. – Но тут есть один маленький секрет.

– И какой же?

– Не обращать внимания.

Мужчина резко поднял удилище, и из воды выскочила и снова шлепнулась в поток форель. Леска напряглась, удилище изогнулось, и Сойер вытащил улов на берег – двенадцатидюймовую рыбину, розовые жабры которой отчаянно трепыхались в меркнущем свете. Он аккуратно освободил крючок и ударил форель о камень. Она затихла, и рыбак положил ее в холщовый мешок.

– Поправьте меня, если я не права, но вы, по-моему, среагировали еще до того, как поплавок дернулся? – спросила девушка.

– Точно. Удивительно, что вы заметили! Видите ли, стоит чуть опоздать, и она распознает ловушку и уйдет.

– И как же вы определяете нужный момент?

– Надо поймать ее, когда она подходит к мушке, и как только та исчезнет, подтянуть леску.

– Совершенно не поняла, что вы сказали, но наблюдать все равно интересно.