Абарат: Абсолютная полночь

— Это был ты? Нет, ты слишком глуп. Ты? Нет. У тебя горят мозги. Может, ты? Нет, еще один кретин. Никому из вас не хватает гордости объявить о себе?

Тишина.

— Что, вы все — грязь и трусость? ВСЕ ВЫ?

Наконец, усталый голос произнес:

— Не надо истерик, старая кошелка. Если для тебя так важно… это сделал я.

Толпа заплаточников расступилась, и из-под Полога Отвлечения появилась фигура.

— Ты, — сказала Ведьма.

— Я, — ответил Кристофер Тлен.

— Почему ты постоянно мне противоречишь?

— О, небеса. Просто я не хотел, чтобы ты убила девушку.

— Я спрошу вновь: почему? У тебя была причина защищать ее, пока в ней сидела твоя принцесса. Но сейчас?

— Не знаю, — сказал Тлен. — Но пожалуйста, не делай…

Ведьма секунду подумала и сказала:

— Хорошо. Тогда услуга за услугу.

Тонкие губы Тлена скривились.

— Чего ты от меня хочешь?

— Скажи своему отцу, Кристофер, — произнесла Бабуля Ветошь, — скажи ему, что его примут с радостью.

Кэнди поворачивала эту фразу в голове и так, и эдак, пристально наблюдая за лицом Тлена. Она склонялась к тому, что здесь кроется какая-то тайна, семейный секрет, раскрытие которого приближалось. Она до сих пор не понимала, что это. Единственный ключ — в странном замечании Ведьмы о том, что после смерти ее сын не будет один.

Кто еще был пленником кукол Бабули Ветоши? Другая душа — или души, возможно? Да, их было несколько, в то же мгновение поняла она, и все они являлись пленниками этих грязных кукол из тряпья и лоскутов.

И внезапно ее озарило.

— Дети! — сказала Кэнди. — Боже, она забрала всех детей!

Поначалу Бабуля Ветошь не ответила. Она с невероятной скоростью приближалась к Зефарио, начиная петь ему смертельную песню. Но возглас Кэнди заглушил убийственную мелодию.

— Заткни ее, — приказала она Тлену. — Живо, идиот. Заткни ей рот!

— О чем она говорит?

— Неважно, о чем она говорит! Просто ЗАТКНИ ЕЕ!

На несколько секунд Ведьма отвела взгляд от Зефарио, посмотрела на Тлена, и его лицо осветилось взрывом жгучего, горького зеленого света, словно она погрузила его голову в гниющие воды. Это был новый прием, и лишь огромным усилием воли он смог сдержать отвращение.

— Ты меня слышал? — произнесла Ведьма.

— Да, — ответил Тлен.

Другого урока от Императрицы он получать не желал. Способность превращать его святилище в яд демонстрировала пугающий рост ее умений. У него не было иного выбора, кроме как подчиниться. Он поплелся к Кэнди; его голова гудела из-за яда, и по пути он говорил:

— Ты должна была уйти, когда я просил тебя об этом. Теперь мне придется тебя убить.

— Ты слышал, что я сейчас сказала? — спросила Кэнди.

— Больше ни слова! — рявкнула Бабуля Ветошь.

Она боится, подумала Кэнди. Я узнала правду!

Неожиданная уверенность придала ее голосу сил.

— Тлен, послушай меня! У нее твои братья и сестры! — Тлен удивленно посмотрел на нее сквозь странно окрашенную жидкость в воротнике. — Внутри кукол. Она держит всю твою семью здесь, на самой себе.

— ЗАТКНИ ЕЕ!

— Твой отец думает, что они в раю. Это помогало ему сохранить рассудок. Но все ложь, Кристофер. Еще одна жестокая, злобная ложь. Их души всегда были с ней.

— В куклах? — Теперь он начал понимать.

— В куклах.

— И моя мать тоже?

— Не спрашивай меня. Спроси…

Тлен уже поворачивался к своей бабке.

— Это правда? — спросил он. — Правда или нет?

— Ты еще не перерезал ей горло?

— Я задал тебе вопрос.

— Ты действительно хочешь знать?

— Я задал вопрос.

— Ты же меня знаешь. Я бережлива. Ничто не должно пропадать. Тем более если это можно превратить в силу. Я не собиралась отпускать все эти души в рай, поскольку могла использовать их здесь, рядом с собой. В конце концов, они моя семья. Моя плоть и кровь. Они бы не существовали, если б я не вытерпела осквернение своей утробы. Я даже позволяю им чувствовать друг друга — это дарит им надежду. И они тоскуют по тому, что больше никогда не увидят, никогда не коснутся, хотя так близки. — Она провела тощими пальцами по куклам. — И чем дольше я держу их, тем глубже их тоска.

Наблюдая за Тленом, который все это слушал, Кэнди показалось, что она уловила в его глазах отблеск того, чего раньше в них никогда не было. Она видела его опасным и отчаявшимся, любящим и потерянным. Но это выражение было новым и уникальным. Ненависть.

— Почему ты мне не сказала? — спросил он.

— А какое тебе до этого было — и есть — дело?

— Они мои братья и сестры.

— Ты никогда их не знал. Почему тебя это так заботит? Раньше тебе было все равно.

— Я думал, они в счастливом месте.

— Кто знает, что они чувствуют сейчас?

— Они чувствуют всё… — сказала Кэнди.

— Заткнись, — проскрипела Ведьма.

— Они чувствуют всё…

— Я…

— … потому что они связаны со всем.

— …ТЕБЯ УБЬЮ!