Аббат

— Государыня, — ответил Генри, — я слуга престола вашего величества, сын одного из самых преданных вам людей во всей Шотландии. Наше имущество, наши замки, наша кровь принадлежат вам. Но о нашей чести заботимся мы сами. Я бы мог сказать и больше, но…

— Ну что ж, продолжай, дерзкий юноша! — воскликнула королева. — Что пользы было освободить меня из Лохливена, если мои мнимые освободители готовы тут же наложить на меня новое иго и мешают мне воздать должное человеку, который заслужил этого не в меньшей степени, чем они сами.

— Не огорчайтесь из-за меня, моя царственная госпожа, — сказал Роланд. — Этот молодой джентльмен — верный слуга вашего величества и брат Кэтрин Ситон. Это способно усмирить мой самый сильный гнев.

— Еще раз напоминаю тебе, — сказал надменно Генри Ситон, — что твои слова никогда не должны давать кому-либо повод предположить, будто дочь лорда Ситона ближе тебе, чем любому другому простолюдину в Шотландии.

Королева собиралась уже снова вмешаться, ибо лицо Роланда побагровело и неясно было, долго ли еще его чувство к Кэтрин способно сдерживать природную пылкость характера. Однако появление нового действующего лица, до сих пор не обнаружившего своего присутствия, помешало Марии Стюарт снова принять участие в споре. В часовне, за дверью из дубовой решетки, находилась небольшая ниша, в которой помещался высокопочитаемый образ святого Беннета. Из этого убежища внезапно появилась Мэгделин Грейм, которая там, по-видимому, была погружена в свои молитвы, и, обратившись к Генри Ситону, воскликнула в ответ на его последнее утверждение:

— А, собственно, из какого теста созданы эти Ситоны, что кровь Греймов не смеет слиться с их кровью? Знай же, надменный юноша, что сын моей дочери ведет свое происхождение от Мэлайза, графа Стрэтерна, прозванного Мэлайз со Сверкающим Мечом, и едва ли кровь вашего дома течет из более благородного источника.

— Мне казалось, матушка, — сказал Ситон, — что ваше благочестие ставит вас выше земной суеты; вы и в самом деле, по-видимому, несколько забывчивы в этих вопросах; ведь для благородного происхождения имя и родословная отца должны быть столь же высокими, как и у матери.

— А если я скажу, что по отцовской линии он происходит из рода Эвенелов, — ответила Мэгделин Грейм, — разве это не означало бы, что его кровь по своей окраске не уступает твоей?

— Эвенел?! — воскликнула королева. — Неужели мой паж происходит из рода Эвенелов?

— Да, всемилостивейшая государыня, и он последний мужской отпрыск этого древнего рода. Его отец — Джулиан Эвенел, тот самый, который пал в битве с англичанами.

— Я слышала об этой грустной истории, — сказала королева. — Значит, это твоя дочь последовала за несчастным бароном на поле битвы и умерла, обнимая своего мертвого супруга! Увы! Какими различными путями любовь приводит женщину к гибели. Эту историю часто рассказывали и распевали бродячие менестрели. Значит, это ты, Роланд, чадо горя, найденное среди убитых и раненых? Генри Ситон, он равен тебе по крови и происхождению.

— Едва ли, — ответил Генри Ситон, — даже если бы он был законным сыном. Но если верить балладе, то Джулиан Эвенел оказался вероломным рыцарем, а его возлюбленная — слабой и чрезмерно доверчивой девушкой.

— Клянусь небом, ты лжешь! — вскричал Роланд Грейм и схватился за рукоять шпаги.

Но в этот момент появление лорда Ситона предотвратило грозившую вспыхнуть схватку.

— Помогите, милорд, — обратилась к нему королева. — Разнимите этих двух горячих и несдержанных молодцов.

— Как, Генри, — воскликнул барон, — неужели » моем замке и несмотря на присутствие самой королевы ты даешь волю своей дерзости и вспыльчивости? И притом, с кем ты затеял ссору? Если глаза не обманывают меня, это тот самый юноша, который так храбро пришел мне на помощь в стычке с Лесли? Позвольте-ка, любезный молодой человек, взглянуть на медаль, которую вы носите на шляпе. Клянусь святым Беннетом, это та самая медаль! Генри, я приказываю тебе примириться с ним, если ты дорожишь моим благословением.

— И если вы считаетесь с моим приказанием, — добавила королева. — Он оказал мне важные услуги.

— Ах, государыня, — возразил юный Ситон, — если он и доставил записку в Лохливен в ножнах своей шпаги, он знал о ней не больше, чем почтовая лошадь.

— Зато знала я, которая посвятила его этому великому делу, — вмешалась Мэгделин Грейм, — я, чьи советы и действия помогли вывести из заключения нашу законную властительницу, я, которая не побоялась рискнуть последней надеждой униженного рода ради этого великого дела. Я-то, во всяком случае, знала, ибо именно я и придумала это. Всемилостивейшая королева, пусть же награда за мои заслуги достанется этому юноше. Моя миссия окончена. Вы получили свободу, вы полновластная государыня, вы стоите во главе храброго войска, окруженная доблестными баронами. В моих услугах вы теперь не нуждаетесь, они могут лишь бросить тень на вас. Теперь ваша судьба зависит от мужской доблести и мужской шпаги. Да будут они столь же надежными, как преданность женщины.