Аббатиса Клод

Но и этому счастью пришёл конец. Ранним утром Зейана ушла на рынок, оставив на него детей, а в обед двое турок принесли её тело, закутанное в белую ткань, и положили посередине сарая. Они пытались рассказать, как тяжелая повозка, управляемая взбешенными лошадьми, пронеслась по базару и покалечила многих стариков и женщин, а Зейану она задавила насмерть. Потом они ушли. А он все сидел возле тела своей жены и смотрел на алые пятна, проступающие на белом саване. И только дрожащие губы тихо шептали: «Подаждь, Господи, оставление грехов всем, прежде отшедшим в вере и надежде воскресения, отцем, братиям и сестрам нашим, и сотвори им вечную память…» Затем опять пришла ночь, и наступила пустота.

После уже не было ничего. Шли годы, подрастали дети. Он выучил сына своему языку, подолгу рассказывал ему о далекой Англии, но никогда уже не верил, что вернется туда. Предчувствуя свой конец, он нашел в Мекке одного арамейского купца, который благосклонно относился к иноземцам. На коленях он молил его доставить на родину послание для сестры. Ради детей он забыл о своей гордости и забыл о самом себе. Это было всего лишь месяц назад.

В бредовых снах он видел бескрайние зеленные поля, родной дом и свою маленькую сестрёнку. Он уже не мог вспомнить её лица, а видел только девочку, которая радостно бегала по двору замка за серым котёнком. Потом, наигравшись, она усаживалась на его коленях и, обхватив шею своими маленькими ручонками, просила спеть ей колыбельную песенку, под которую непременно засыпала. А он осторожно относил её в кроватку и укрывал на ночь теплым покрывалом… И благодатные слезы радости текли у спящего христианина из глаз по вискам и растворялись в седых волосах…Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли….

– Кыш, кыш! – кричала старая персиянка на свору кошек. Голодные, облезлые твари бежали за ней попятам и никак не хотели отставать от неё. Они чувствовали запах свежих лепешек, завернутых в чистую ткань. – Пошли прочь, сказано вам, здесь и без вас голодных хватает!

Женщина вошла в сарай и захлопнула дверь перед носом несчастных животных. Она позвала детей и разделила между ними большую лепешку, пропитанную сладкой патокой. Мальчик стал быстро поглощать долгожданную еду, а девочка поделила свою долю еще на две половинки.

– Ешь медленнее, – прикрикнула персиянка на мальчишку и подошла к больному. Присев возле него прямо на глиняный пол, она стала пристально вглядываться в его лицо и издавать непонятные звуки, прищелкивая языком.

– Он давно уже так лежит, Нуази, – проговорил мальчик. – Нам страшно, может быть, ты заберешь нас отсюда?

– Куда я вас заберу!? – вымолвила старуха. – Мой хозяин отлучился из Мекки только на один день, и сегодня вечером все ждут его возвращения. Вас даже негде спрятать, если только на скотном дворе…

Персиянка замолчала и уставилась на больного. Дети доели лепешку и забились в дальний угол сарая. Там было сложено небольшое тряпьё, оставшееся от их матери. Оно служило им постелью. Дети сидели тихо и старались ничем не раздражать свою благодетельницу. Они знали, что кроме неё никто не принесет им сладких лепешек и свежей воды. Дети раба, кому они были нужны?

Вдруг больной открыл глаза. Он медленно осмотрел тростниковый потолок, перевел взгляд на рядом сидящую старуху и улыбнулся.

– А я думал, что Зейана вернулась с рынка, – чуть слышно прошептал он.

При упоминании имени покойной старая женщина вознесла руки кверху и произнесла молитву. Христианин долго наблюдал за ней, пытаясь что-то вспомнить, но память не желала возвращаться к нему. Девочка выдернула свою ручонку из цепких рук брата и осторожно подползла к отцу. Она тихо позвала его и протянула ему кусочек лепешки. Христианин посмотрел на девочку, и его глаза ожили.

– У тебя такое же доброе сердце, Зефира, как у твоей матери. – Мужчина поманил к себе мальчика. Тот неохотно приблизился к отцу. – Береги её, сынок. Скоро за вами приедут, обязательно приедут и увезут вас в далекую и прекрасную страну. Нужно только немного подождать… А ты ешь, ешь, Зефира, я не голоден, я уже поел, – он отклонил протянутую ручонку с лепешкой, и для него снова наступила ночь, а вместе с ней пришла и смерть… Господи, очисти грехи наша, Владыко, прости беззакония наша, Святый, посети и исцели немощи наша имени Твоего ради…Господи, помилуй… Слава…и ныне…и во веки веков… Аминь.

Персиянка долго сидела на полу, раскачиваясь из стороны в сторону, и протяжно тянула заупокойную молитву. Вряд ли она понимала, что её мусульманский намаз не подходил для христианской души, которая сейчас улетала под небеса. Ей это было безразлично. Её так учили: умер человек – проводи его душу молитвой. А какой? Разве это уже было важно. Ему уже было все равно, для него уже наступал рай!