Аббатиса

Мари видит, что в большом мире рыщут звери Апокалипсиса, оставляя за собой дымящийся черный след на обожженной земле. Падение Иерусалима, понимает Мари, повлечет за собой падение всего христианского мира. Христиан будут убивать, насиловать, обращать в рабство. Евреев в христианских землях обвинят во всем, переловят в домах, сожгут на кострах, прирежут без всякой жалости, женщин и детей похоронят живьем. Голод, завоевания, пожары, землетрясения; трупы устилают равнины. На головы всех живых пало облако незримого зла, оно омрачает воздух даже там, где они стоят. Долг Мари как матери своим дочерям сделать так, чтобы в обители это облако не видели и в глаза.

В видении, ниспосланном ей как сияющий дар, Мадонна сказала Мари, как уберечь дочерей от мирского влияния.

Ибо Мари, аббатиса, и есть тот ракитник, выросший над аббатством, и только ее сила спасет его от разрушения.

Вера ее дочерей светит ярко, как луна, свет в темнеющем небе.

Розой Мадонна сделала лабиринт в лесах вокруг аббатства, дабы показать Мари, что и она должна сделать так же.

Она должна выстроить лабиринт.

От города до обители можно запросто дойти за четверть дня. Но если вокруг нее выстроить лабиринт с потайным ходом, столь сложный путь отобьет охоту идти в аббатство у всех, кроме самых решительных, и Мари убережет своих дочерей от мирской порчи.

В этом месте не будет власти превыше власти Мари.

Они останутся на этом клочке земли, где всегда стоял монастырь, но дочери ее удалятся от него, отгородятся от скверны. Они станут самостоятельны, независимы ни от кого. Остров женщин.

2

Ночью Мари призывает к себе четырех самых толковых своих дочерей.

Новая приоресса Тильда, нервная и щепетильная, с милым удивленным лицом, похожим на мордочку мышки-сони. Как же эта девушка любит Бога, как жаждет Бога, с какой непреклонною простотой верит в то, что все в мире прекрасно. Столь проницательная простота в нашем сложном мире требует великого ума, понимает Мари. Она завидует этой девушке, восхищается ею.

Юная сестра Аста с умом практическим и ясным, прозревающим природу вещей, Аста ходит, опасно клонясь вперед, точно ей не терпится оказаться там, куда она направляется, а ест настолько неаккуратно, что сидеть с нею за столом – сущее наказание.

Сестра Руфь, когда-то вместе с Мари бывшая новициаткою: суждения ее весомы и трезвы.

И, наконец, Вульфхильда, приказчица обители, она уже спала, за ней посылали в город, там у нее замечательный дом и четверо дочерей, умненьких, сильных девиц.

Глубокой ночью все собрались в покоях Мари. Кухарка подала сыр, хлеб, пироги с фруктами, хорошее сладкое вино, привезенное из Бургундии. Женщины досадовали, что их разбудили, но смягчились, когда им принесли угощение.

Мари, высоченная, встает у огня. Руфь с удивлением подмечает, что Мари излучает свет, сообщенный не огнем. Аббатиса медленно рассказывает монахиням о видении, явившемся ей сегодня, и о своем намерении.

Приоресса Тильда благоговейно склоняет голову, противиться невозможно: она трепещет Мари, стремительных движений и поворотов ее мысли, видит исходящий от аббатисы свет, дарованный Богородицей.

Сестру Асту задача настолько великая вдохновляет, ей не терпится взяться за эту головоломку, ее острое личико краснеет от удовольствия, она быстро подсчитывает и сообщает: задачу можно выполнить за два года, если задействовать все руки, необходимые для неотложных нужд аббатства, если купить десять фримартин или тягловых лошадей, чтобы свозить обрубленные сучья в горящие костры.

Сестрой Руфью владеет молчаливое сомнение. Она вздрагивает: ее пробирает дрожь. А потом, вопреки беспокойству, вспоминает Мари новициаткой, через несколько месяцев по приезде в аббатство: тощая, долговязая, онемевшая от печали; Руфь думает о том, что за тридцать лет, прошедшие с того дня, обитель обрела достаток и уют, в ней уже не двадцать монахинь, а без малого сотня, и они не голодают, а еще у обители десятки служанок и столько же вилланок с детьми в домах по соседству. Все эти воспоминания, вся весомость того, чем монахини обязаны Мари, тому, как она тридцать лет управляет аббатством, как мастерски ведет дела, сочатся сквозь сестру Руфь. Наконец она думает о том, что выстроить лабиринт невозможно, что затею сочли бы безумной, предложи ее кто-то другой, а не сама Дева Мария устами своего крепкого великанского вместилища, аббатисы Мари; Руфь сознает, что воля Мари сильнее любых практических невозможностей и лабиринт будет выстроен, даже если Руфь станет возражать.

Она склоняет голову, молится и говорит “да”, хотя голос ее и хрипнет от тревоги, когда Руфь просят высказать мнение.