Аббатиса

В монастыре всё делают сообща, личные тайны запрещены Уставом, уединение – роскошь, подумать удается лишь за трудами и молитвой, за это короткое время ничего не надумаешь. Даже читают монахини вслух, в обители недопустим сокровенный диалог, который подстегнул бы внутренний голос, навел бы его на мысль. Мари не задается вопросом, почему лишь немногие из ее монахинь способны думать самостоятельно, она с первого дня поняла, что таков глубинный монастырский уклад. Став аббатисой, она осознала, как опасны свободомыслящие монахини. Еще одна Мари в ее стаде стала бы сущим несчастьем. Время от времени ее пронзает чувство вины, и все равно Мари трудом и молитвой держит своих дочерей в блаженном мраке неведения. Я оберегаю их чистоту, оправдывается она пред собою. Моя обитель – второй Эдем.

Мари защищает лишь свое внутреннее пространство, лишь ее духу позволено простираться до самого горизонта, лишь ей позволено возноситься ястребом под облака и оттуда взирать на мельтешащие внизу точки.

Мари мысленно сочиняет первое письмо королеве. Долго ли вы еще будете скрывать от меня лицо, напевает она в уме.

Она в одиночку едет в лес, туда, где работают ее монахини. Душу ее словно выскоблили дочиста. Долгий холодный гнев – она хранила его в сердце так долго, что успела о нем позабыть, – испарился.

И в пустоту, где прежде был гнев, проникают другие, куда более загадочные чувства.

Вечером на небеса высыпают летние созвездия.

Монахини отрываются от своего великого дела, чтобы посеять пшеницу, засадить сады. Ночью идет дождь, и сквозь влажную землю пробивается зелень.

В сонном аббатстве, лишившемся своих душ, мать-лисица с отяжелевшими сосцами тащит из погреба целого сушеного осетра. Приоресса Тильда открывает дверь и отступает на шаг, пропуская лисицу, оставляет ей украденное – подарок за смелость.

В июне чудо: Амфелиза, у которой отнялась половина тела после того, как сестра переступила через совокупляющихся змей, просыпается и обнаруживает, что вновь владеет отнявшимся лицом и рукой, не проходит лишь хромота, нога не желает слушаться. Амфелиза приписывает это заступничеству святой Луции, в минуту отчаяния сестра здоровой рукой слепила из воска обетную свечу, и пока Амфелиза молилась, свеча истаяла на горячем камне. Преисполнившись сил, Амфелиза принимает у сбившейся с ног приорессы Тильды уход за садом, и овощи у нее вырастают тучные, любисток, фенхель, сахарный поручейник прут как безумные, капустные кочаны размером с трехмесячного младенца. Амфелиза поет пчелам, и они почти не жалят ее – лишь когда она окуривает их дымом, чтобы проверить соты. Ей помогают Вевуа с Дувелиной, таскают дрова в костер, строят плетни из прутьев, и если тела их утомляются, то в умах их, ускользающем и недалеком, царит покой.

Монахини завершают последнюю часть лабиринта, близ заболоченной местности на юго-востоке. Аста заново нарисовала последний отрезок пути до аббатства из дальнего края леса, чтобы добредший сюда усталый путник увидел за деревьями шпиль часовни на холме, осознал: лес не кончается, он кажется бесконечным, – и подумал в отчаянии, что никогда не дойдет. Острое личико Асты сияет, она подпрыгивает на цыпочках, тыкает пальцем в карту, рассказывая Мари о новых придумках, обманных поворотах, насыпных подъемах, чтобы путник выбился из сил, сколько же здесь хитростей, сколько уловок на этом странном рукотворном клочке земли. Мари целует Асту в лоб. Ее монахини – чудо.

С неохотой вернувшись в свой кабинет, Мари посвящает себя давно заброшенным пергаментам. Долги по арендной плате, наследство, обещанное обители после смерти одной дворянки, так и не привезли, хотя ее год как на свете нет, в мешках с осоложенным зерном завелась плесень, придется скормить его свиньям, увы. Мари не закрывает окно, чтобы сосредоточиться на деле. Для завершения лабиринта по краям полей будут высажены кусты ежевики, терна, слив, куманики, брусники, бузины, малины, рябины, дикой смородины, боярышника – от незваных гостей, но и ради сладости и изобилия ягод.

В честь праздника Мари распоряжается выдать каждой монахине по куску форели с псалтырь толщиной и пирог с лещиной и медом. И хотя за едой им приходится слушать сестру Агнессу – монахини прозвали ее “агнцем Божьим”, потому что она не говорит, а блеет, – все довольные и румяные.

Под вечер, пока не стемнело, аббатиса зажигает факел и пускает лошадь легким галопом по тайным проходам: здесь в аббатство и из аббатства будут ходить вилланки с тележками припасов и писем. Посетителей аббатства, кто идет на мессу и исповедь, проводят с завязанными глазами секретным проходом. Мари полагала, что это условие встретит сопротивление, но, видимо, она вселяет страх в души преданных собору. Утром Мари поедет не кратким путем, а по лабиринту, по всем его лигам, чтобы взглянуть на него глазами незваного гостя. Так, словно она ничего и не знает: при мысли об этом Мари вздрагивает от нетерпения.