Абд-аль-Кадир

Когда Абд-аль-Кадиру исполнилось 15 лет, отец отправил его для продолжения образования в Оран. Но мальчик пробыл здесь недолго. Ему претили городские нравы, далекие от чистоты и строгости племенных обычаев, на которых он был воспитан. Он с отвращением смотрел на разряженных надменных отпрысков янычарских сановников, с которыми ему приходилось сидеть рядом на школьной скамье. Сын марабута, привыкший к вольным просторам пустыни, задыхался тесных городских улицах, стиснутых рядами каменных домов Через несколько месяцев отец внял его просьбам и позволив ему вернуться в Гетну.

Абд-аль-Кадир на всю жизнь сохранит неприязнь к городской жизни и любовь к пустыне, воспетой им в стихах:

О ты, ищущий покоя за каменными стенами,
Осуждающий любовь бедуинов,
Не легкость ли наших палаток страшит тебя?
Не твердь ли только городов мила твоему сердцу?
Если бы ты знал тайну пустыни, ты чувствовал бы подобно мне.

Но ты не ведаешь ее, а невежество — мать зла.

Если бы ты пробудился в сердце Сахары,
Если бы твои ноги погрузились в этот песчаный ковер,
Усеянный весенними цветами,  похожими на драгоценные камни,

Ты восхитился бы ими,

Необыкновенным разнообразием их оттенков,
Их изяществом и тончайшим ароматом.
Ты вдыхал бы их чудесный запах, который удваивает жизнь,

Ибо он не осквернен зловонием города.

Если бы ты вышел звездной ночью,
Освеженной обильной росой,
И окинул бы взглядом пространство вокруг себя,
Ты увидел бы повсюду вдали
Стада диких животных,
Щиплющих благоухающий кустарник.

В это мгновенье все печали покинули бы тебя,

Великая радость охватила бы твою душу.

По возвращении в Гетну Абд-аль-Кадир продолжает самостоятельно постигать науки и литературу. Много времени отдает он и усвоению воинского ремесла. Он с детства привязан к лошадям. Его арабский скакун повинуется малейшему знаку хозяина. Как наездник и стрелок Абд-аль-Кадир не знает себе равных в округе. Стоя на спине скачущей во весь опор лошади, он может без промаха поразить из своего ружья далеко впереди поставленную цель. Он выходит победителем из всех состязаний в верховой езде, не кичась при этом своей удалью с невозмутимым бесстрастием внимая похвалам. Позднее о нем будут говорить: «седло было его троном, ружье — его скипетром».

Юный сын марабута любит уединение. Он целыми днями проводит за книгами в своей комнате, выходя оттуда лишь для совместной молитвы с близкими. Иногда он садится на своего арабского скакуна и сутками в одиночестве скитается по пустыне. Даже на опасную охоту на диких кабанов в лесах предгорий Атласа он предпочитает отправляться без сопровождения.

У Абд-аль-Кадира нет близких друзей среди сверстников. Причина этому — легенда о сыне марабута, обособляющая его от людей. Родившись вместе с ним, она с детства сопутствовала ему, питаясь реалиями его жизни и со своей стороны насыщая ее мифами. Она создавала вокруг юноши некое поле отчуждения, врастала через внушение близких в его самосознание, обретала силу биографического факта и, опрокидывая на него предписанную ему судьбу, устремляла его духовное развитие в мистически заданном направлении.

Среднего роста, худощавый, прекрасно сложенный, Абд-аль-Кадир обладал царственной внешностью — свойством чрезвычайно ценным для вождя в мусульманских странах, где всякий природный изъян в человеке расценивается как отметина нечистой силы. Вот как современник описывает его лицо:

«Классической чистоты линий, оно было необычайно привлекательно своей строгой выразительностью и одновременно почти женской красотой. Его тонко изваянный нос средней между греческой и романской формы и изящно очерченные, слегка сжатые губы выражали сдержанное достоинство и твердость, тогда как большие и блестящие, как у газели, глаза под массивным мраморной белизны лбом то излучали мягкую меланхолию, то блистали мощью ума и силой духа».

Махи ад-Дин, втайне восхищающийся своим сыном, исподволь приобщает его к исполнению его будущих обязанностей племенного шейха и главы марабутского братства. Абд-аль-Кадир сопровождает отца в деловых поездках, присутствует на встречах с чиновниками Оранского бея, участвует во всех мирских и сакральных начинаниях шейха.