Абель-Фишер

Об этих вербовочных подходах Фишер подробно рассказал и в Москве. Ему еще долго пришлось отвечать и отписываться, живописуя каждый свой шаг в плену и на воле. Приходилось делать это на Лубянке и выезжая на служебную дачу, где в окружении милых ее хозяев из своего же ведомства полковник провел определенное время, давая устные и письменные пояснения. Так что о трюках Донована было известно.

Мне кажется, в этом в какой-то мере и объяснение, почему высокое начальство запретило Вильяму Генриховичу увидеться с Донованом во время его приезда в Москву. Боялись новых подходов, каких-то предложений. Хотя бояться-то с таким, как Фишер, было совершенно нечего.

Из слов дочерей полковника знаю: его страшно обидел этот отказ. Не потому, что так уж хотелось еще разок поблагодарить адвоката — царапнуло по сердцу неверие, эдакое предусмотрительное выведение из-под вероятного нового удара, на который он бы мог блестяще ответить сам.

Подарок от Абеля — две старинные книги по юриспруденции — переслали Доновану в США почтой. Знаток не мог не оценить щедрого подарка… Донован вежливо поблагодарил, выразив в письме надежду на скорую встречу.

Однако шансов увидеться не представилось. Фишер пережил своего адвоката. Не зря Эвелина говорила, что полный, тяжело дышащий и краснеющий от приливов давления Донован производил впечатление человека нездорового. Он скончался в 1968-м, Абель — в 1971-м. Я попытался было отыскать родственников Донована: обычно адвокаты оставляют свое прибыльное дело детям. Но, как выяснили мои друзья-корреспонденты, работавшие в Нью-Йорке, контора на 161, Уильямс-стрит закрылась. От Донована осталась его книга «Незнакомцы на мосту», выпущенная в 1964 году, в которой идет точное — в его интерпретации — описание событий, предшествовавших обмену на старом мосту Глинике через реку Шпрее. Автор рассказал о многом, но в собственной трактовке, тактично замолчав эпизоды своих неудачных вербовок и сотрудничества с Даллесом и ЦРУ.

Тут же и о другом запрете на встречу со знакомым по США иностранце, полученном Фишером от руководства. Откровенно говоря, не предполагаю, какими путями узнал немецкий уголовник, сидевший вместе с Абелем в тюрьме Атланты, его московский адрес. Но узнал, и это точно никакая не байка.

Зубной техник из ФРГ получил лет десять, кажется так, за уголовное преступление, совершенное в Штатах и добросовестно отсидел срок. За решеткой проникся к русскому полковнику громадным уважением. Помните о вставной челюсти, поданной при аресте в отеле «Латам»? Сделанные в СССР зубные протезы — в отличие от Абеля — не выдержали столь долгого срока пребывания в Штатах. Да и жевал Абель, скитаясь по тюрягам, наверняка не разогретые мягкие куриные котлетки. Где-то к концу 1961-го челюсть раскололась. И здесь зубной техник, сосед по камере, вспомнил о своей основной профессии. Начальство не противилось, и дантист, запросив и получив с десяток сантиметров проволоки, за несколько дней сумел не починить протез, что было невозможно, но сделать так, что симпатичный ему русский смог хотя бы относительно нормально пережевывать пищу…

Немец и русский расставались друзьями. И когда техник пообещал, что после освобождения обязательно приедет повидаться в СССР, Фишер не поверил. Но тот, вернувшись домой, в Западную Германию, купил тур и приехал. Понятия «невыездного», так популярного у нас, в ФРГ не существовало. И Фишер снова получил запрет. Почему? Эвелина Вильямовна качала головой: потому что…

Эти эпизоды не из книги Донована, но и в ней немало любопытного. О потрясающей стойкости Абеля свидетельствовал и такой диалог незадолго до начала процесса. Донован осведомился у подзащитного: как его настоящее имя? Тот подумал и спросил: необходимо ли это знать для защиты? Донован честно признался: «Нет». Абель предложил: «В таком случае поговорим о чем-либо, имеющем отношение к делу».

За все время, как пишет Донован, у них произошло единственное резкое столкновение. Когда из генконсульства на запрос о личности Абеля пришел любимый советский ответ — «такого не знаем», адвокат, наверняка еще и с ехидцей, осведомился у подзащитного, не кажется ли тому, что на родине его, как секретного агента, списали и ему можно рассчитывать лишь на себя. Вильям Генрихович дал справедливую и гневную отповедь. «Не согласен с вами. Поверьте мне, я не списан, — резко сказал он. — Понятно, они не могут позволить себе вмешаться в это дело. Таковы традиционные правила моей профессии, которые мне прекрасно понятны. Но я не списан со счетов, и мне не по душе смысл, вкладываемый вами в эти слова!»

И в то же время еще до процесса наладилось взаимопонимание. Абель откровенно спросил Донована, что тот думает о его положении. И сам охарактеризовал его так: «Меня взяли без штанов» — что, как вспоминает защитник, полностью соответствовало действительности. Они оба усмехнулись.