В таком парике Вильям генрихович Фишер предстал перед зрителями под именем полковника Абеля в фильме «Мертвый сезон»
В этом фильме Донатас Банионис сыграл одну из своих самых удачных ролей. Рядом с актером разведчик-нелегал Конон Молодый (справа)
На выступлениях Вильяма Фишера залы всегда были забиты. Правда, в основном людьми его профессии или к ней близкой
Потом его стали выпускать и за границу в соцстраны. Особенно понравилось Фишеру в ГДР, где он встречался с генералом Маркусом Вольфом (на снимке слева)
Но и по нашей стране он ездил немало. А когда режим тотальной секретности был ослаблен, то легко находил общий язык с любой аудиторией
После возвращения из США курил только «Беломор», ставший любимым
Они с женой Элей одевались скромно
Рыбалку Вильям Генрихович очень любил
Семейный портрет на фоне дачного пейзажа
О его любви к животным можно рассказывать и рассказывать
Любил читать газеты. Но еще больше — решать кроссворды
На отдыхе в Сочи Вильям Генрихович взялся за перо: написал повесть
Он любил путешествовать. Интересовало все новое, необычное, невиданное
Родная дочь полковника Фишера — Эвелина Вильямовна Фишер в свадебном платье. Отец на торжестве не присутствовал: был в США
А это — Эвелина у себя на даче в 1993-м. Сидела, рассказывала, выкуривая по полпачки
Приемная дочь Фишера Лидия Борисовна Боярская пошла на фронт ровно в 18 лет. Все награды — только за войну
Одно из последних фото полковника Фишера — Абеля. От нас уплывает живая история. И — навсегда
Он никого не потянул за собой в тюрьму, приняв все — даже ни в чем не признавшись — только на себя. Поэтому в американской периодике полно мифов о полковнике Абеле. Так и не докопавшись до того, что к ним в руки попал опытнейший нелегал из внешней разведки, в Штатах его записали в военные разведчики. Почему-то считалось, что советский шпион Абель работал в гитлеровской Германии и под чужой личиной добрался до высоких постов в нацистской иерархии. Ему приписывали отцовство в семействе, «обосновавшемся в ФРГ». Боялись, что даже из тюрьмы он передает секретные сведения, доставляемые другими заключенными. Его тесты на IQ, по результатам близкие к гениальности, еще больше напугали тюремное начальство. Когда Абеля меняли на несколько банального по сравнению с ним капитана-летчика Пауэрса, ему чуть не продырявили только-только выданный по этому случаю тюремный костюм. Он рассказывал: распарывали в разных местах, протыкали, искали вывозимую секретную информацию. Абель превратился для своих стражников в тяжелый кошмар или, пользуясь американским сленгом, в постоянную боль. В Западной Германии перед обменом он сидел в необычной камере. Опять его тюремщики чего-то боялись. «Несколько дней меня держали в стальной клетке в длину метра два с половиной, два — в высоту и несколько меньше двух в ширину, — вспоминал Вильям Генрихович. — Прутья сделаны из круглой стали. Пол под клеткой был приподнят еще сантиметров на 15… Внутри стояла койка. А сторожили меня двое. Я понимал, что история близится к обмену».
И как же по-разному оценивают это унизительное заточение пленник и его адвокат. Вот как преподносит эпизод Донован в «Незнакомцах на мосту»: «10 февраля 1962 года я проснулся в пол шестого утра. С трудом упаковал вещи. Шел восьмой день моего пребывания в Берлине, и, если все пройдет успешно, день последний. После завтрака я отправился в американский военный лагерь. Из маленькой гауптвахты с усиленным караулом, где Абеля содержали в особо охраняемой камере, были удалены все арестованные».