Читаем Абель-Фишер полностью

Конечно, как водится, мы от вас опять ничего не имеем. Очень и очень жаль, но ничего не поделаешь, будем опять ожидать… У нас пока всё хорошо, все здоровы, всё благополучно… Единственная печальная действительность — это рождественские подарки и гости, а нам сейчас это совсем будет не кстати, а придется… Уже очень много разговоров “а вы что дарите такому-то? такой-то? Я дарю то-то и то-то…” Приятно было бы подарить близким, а здесь дарят всем, даже если ненавидят друг друга, но все же дарят ради приличия… Ужасно глупо… Вот, мои родненькие, такие-то дела…

Мои дела пока без изменений за малыми исключениями… Буду в декабре играть на концерте со скрипкой. Сейчас явилась возможность поучиться аккомпанировать, это очень интересно, да и полезно, так что я очень рада этому обстоятельству. Неприятность есть тоже, ужасно болят руки, когда играю, успокаивают тем, что (арфа. — Н. Д.) очень большой тяжелый инструмент.

…Эвуня растет не по дням, а по часам, как говорится, и развивается, только здорово худеет, вытянулась и похудела, думаю, это рост, но все же немного волнуюсь. У нас на шейке ниже ушек очень увеличены желёзки, совсем легко можно прощупать шарики — это нехорошо… Надеюсь, что летом мы опять сумеем ее поправить и укрепить. А сейчас она гулять не любит, едва сумеем уговорить и то на пять минут и аппетит плохой. Ну, вот и все наши новости. А теперь так бы хотелось узнать, как вы там живете… Что у вас нового? Как здоровье? Всех-всех без исключения…

Пишите все подробно, все мелочи, это все так интересно для нас… Мы каждый день слушаем радио от вас и Ленинград, знакомы с вашим житием. Это тоже немного успокаивает. Ну вот, кажется, и все, что могу написать, да и приходится кончать, т. к. уже поздно и папа должен ехать. Целую вас всех, всех, моих родненьких крепехонько, Эвуня сейчас трещит о том, что мы с ней тоже должны ехать по делам, а кстати, и прогуляться… Она посылает вам сводных картиночек, сведенных для вас, а не сведенных для Лидочки. Ну вот, пока, целую крепко, а Эвуня пишет вам сама вместе со мной.

Копу, Булю целую и всех родненьких,

Evelin Fi и рара».

А вот это письмо из той же первой командировки пишет уже сам Вильям Фишер. Обратите внимание еще раз: отца с матерью он, и так всегда в письмах, величает по имени-отчеству. Причем отца, как и говорилось, называет Андреем.

«Дорогие Любовь Васильевна и Андрей Матвеевич!

Давненько от вас не было писем — но по всей вероятности не по вашей вине. Надеюсь, что у вас там все благополучно и все здоровы, поправляются и т. д. Мы по обыкновению продолжаем в том же духе, здоровы, живем, кушаем, спим и проч., все как полагается. Гуляем на берегу моря, фотографируемся, ругаем погоду и удивляемся на мягкость зимы. Вообще, кроме дождя и слякоти ничего зимнего — настоящего — не видали, а туземцы божатся, что это только недавно так стряслось и то “ей-богу” всегда было много снега и льда и проч. атрибутов зимы. Дошло до того, что даже возят снег для лыжных гор в поездах!

Мы регулярно слушаем русские станции и поэтому держимся в курсе событий там, а то по газетам ничего нельзя судить. Речь Сталина мы прослушали целиком, и хотя один из чтецов читал скверно, все-таки имели удовольствие узнать о наших успехах и видах на вторую пятилетку.

Дочка продолжает расти и теперь даже занимается писательством — примеры посылаются. Дальнейшие успехи в этой области будут посылаться по мере возможности.

Дочка теперь имеет свой специальный карандаш, с резинкой, чем она очень довольна. Нарисует и сотрет. Сейчас у нас в квартире холодно, т. к. центральное отопление изволило потухнуть. В камине затоплено, и Эля и Грок (собака) оба лезут туда. Дочка тоже захотела побыть там, но также хотела рисовать. Вопрос разрешился очень просто: спина Грока широкая и наклонена под подходящим углом — так чего проще? Книга на спине и дочка рисует себе на здоровье. Пес очень спокойно относится к дочкиным проказам и очень многое терпит от нее. Ну, надо кончать. Приветы всем старым знакомым. Поправляйтесь и пишите чаще

Любящий вас Вилли».

«Пользуюсь случаем, что остался маленький клочок бумаги, и пишу привет Любовь Васильевне и Андрею Матвеевичу. Простите, что так мало наше послание».

(Это дописала несколько строк родителям мужа Елена Степановна — Эля. — Н. Д.)

Откуда бы ни шли письма на русском или на английском от Вильяма Генриховича, они всегда были написаны разборчивым, четким почерком. А родителей он величал по имени-отчеству. Правда, к отцу обращался то Генрих Матвеевич, то Андрей Матвеевич. Путаница с именами — это в семействе Фишеров — чисто семейное

1930-е годы

Даты этих писем Вильяма Фишера родителям из загранкомандировки точно установить уже невозможно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное