Читаем Абель-Фишер полностью

— После смерти президента Рузвельта отношение США к СССР резко изменилось. Естественно, в число наших ответных мероприятий были включены задачи по расширению разведки в стране врага. В 1947-м мне было предложено выехать в США. Некоторое время ушло на подготовку по техническим вопросам и еще потребовалось время для подбора документов, нужных для поездки. До войны переезжать из страны в страну на Западе было легче. Ну а с США стало особенно сложно. Для получения визы в Штаты любому иностранцу нужно было подвергнуться длительной, открытой и достаточно основательной проверке американских властей. Для нас такой путь был по ряду причин негодным. Решили, что я въеду в страну как американец, возвращающийся из туристической поездки по Европе. Но и это не устраняло всех трудностей. Наоборот, возникал ряд новых. Были и сложности с языком. Английский американцев несколько отличается от языка англичан. Мои познания, хотя и вполне достаточные, были по своей природе английскими.

— Вы же родились в Англии, учились там…

— И потому после нескольких месяцев пребывания в США мой акцент и умение применять американские идиомы не вызывали сомнения у местных жителей. Так же легко устранялись затруднения, вызванные незнанием обычаев страны. Своеобразные трудности вытекали из другой особенности страны, а именно: отсутствие прописки и паспортной системы вообще. Кажется парадоксальным, что полная свобода передвижения и выбора местожительства может породить преграды. Однако они возникали именно потому, что отсутствие учета населения по паспортам и прописке восполнялось многочисленными другими методами учета.

Как вам известно, в Америке все владельцы машин и все водители находятся на учете. Правда, он в основном местный, по городам, округам и штатам, но для общегосударственных органов — федеральных властей — это обстоятельство не являлось помехой, если нужно было кого-либо разыскивать.

Другой вид учета — широкое использование всякого рода страхования. Частные страховые общества вынуждены обследовать всех желающих у них страховаться. И клиента всесторонне изучают. Затем есть учет всех абонентов телефонов. В каждом городе публикуются их списки. Все мужчины проходят учет как военнообязанные. В любом избирательном округе имеются списки избирателей. Правда, запись в этот список добровольная.

Я не стану перечислять другие виды учета, а остановлюсь на самом важном с точки зрения моего «особого» положения в стране. Имею в виду учет плательщиков налогов. По законам США каждый гражданин, зарабатывающий деньги, должен ежегодно представить отчет в налоговое управление о своих доходах в течение предыдущего года. Там эти расчеты проверяются и в случае возникновения каких-либо сомнений вызывают налогоплательщика. Даже при отсутствии сомнений часть налогоплательщиков выборочно проверяется, их вызывают в местные отделения ведомства. При посещении налогового ведомства плательщик должен иметь при себе копии трех предыдущих отчетов и все бухгалтерские книги и денежные документы, подтверждающие его доходы.

Само собой разумеется, что мне было совершенно противопоказано иметь дело с финорганами. Будучи американцем в возрасте сорока семи лет, я по крайней мере в течение двадцати семи лет должен был платить налоги. Появившись в стране всего лишь год назад, я не имел такой возможности. Выходило, что делами, которые бы привели меня в соприкосновение с фининспектором, мне бы лучше не заниматься.

С другой стороны, версия, оправдывающая мое существование в начале пребывания в стране, не могла выдержать длительного использования. Я говорил всем, что во время войны, работая сверхурочно, сумел скопить значительную сумму. И мне, холостяку, тратить ее было некогда и не на кого. Короче, продолжать бездельничать было невозможно. Предстояло найти занятие, которое стало бы приемлемым для моего окружения и одновременно не вызвало бы зависти соседей или интереса со стороны налоговых органов.

Наиболее подходящим с этой точки зрения мне показалось амплуа изобретателя. В США ими издавна гордятся. Изобретатель считается безобидным чудаком, не вызывает подозрения. Я стал изобретателем, и не на словах, а на деле. Проектировал и строил аппараты, познакомился со специалистами в области избранной мною цветной фотографии, делал снимки, увеличения, размножал их. Мои знакомые и случайные посетители мастерской могли видеть результаты этой работы. Вел скромный образ жизни, как подобает человеку, живущему на свои средства.

— Как вам все-таки удалось не попасть ни в какие списки?

— Я не обзавелся автомашиной, не регистрировался как избиратель и не платил налоги. Конечно, своим знакомым я об этом не говорил. Наоборот, выступал для них в качестве знатока финансового вопроса, предварительно изучив литературу по налогам.

Со временем я успел освоиться с окружающим меня миром. С языком дело быстро наладилось. Нетрудно было привыкнуть к манерам и обычаям местного населения. А обосновался я в Нью-Йорке.

— Версии того, как вы туда добрались, самые разные.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное